Анна Ивановна была к ней добра, а теперь она умирала. Маруся думала, что теперь потеряет свою жалкую работу за спецодежду в виде халатика и еду.
Но бабушка выкарабкалась, и Маруся осталась.
– Знаешь, что такое аутизм? – Тамара спросила Ларису между парами.
– Нет. А что это?
– Какая-то новая болезнь у детей.
– У вашей Светы?
– Или позднее развитие. У других уже дети стихи наизусть читают. А наша молчит.
Лариса пришла в ужас и рассказала про свою сестру Олю, обезображенную парезом лицевого нерва. Тамара очень сочувствовала и предложила знакомого невропатолога. Потом разговор плавно перешел в область женских проблем. У Ларисы и Алика не было никаких серьезных отношений, и ей стало казаться, что он ее избегает. В конце концов, им по двадцать два года. Тамара была готова посредничать. Но Лариса смутилась:
– Мы как-нибудь сами разберемся.
Надо же, давно так душевно не общались.
Тамара сказала, что в деканате висит список нуждающихся в общежитии. Лариса выслушала равнодушно, но Рогова объяснила, что речь идет о новом здании на Ленинских горах, куда переводят истфак. Тамара всегда все знала раньше всех. Они обе пошли в деканат, там действительно висело объявление, но оно касалось только дипломников.
– На будущий год ты дипломник, – сказала Рогова, – пиши заявление, получишь отдельную комнату, как я тебе завидую.
Лариса села писать заявление, а Тамара пошла вдоль доски объявлений, читая всякие глупости на пришпиленных, от руки написанных клочках: «Даю уроки гитары», «Кто хочет танцевать рок-н-ролл» («рок-н-ролл» зачеркнуто и написано «вальс-бостон»), «Сниму угол бесплатно» – вопль души, и «Даю уроки венгерского языка».
Рогова заинтересовалась: где это у нас венгр нашелся – и прочитала… телефон Алика.
– Иди сюда скорей, – позвала она страшным шепотом Ларису, – это что такое?
Лариса не удивилась:
– Он давно уже занимается венгерским, помнишь, у нас венгры учились? Артур с ними очень дружил.
– И что он теперь сам хочет преподавать?
– Лучший способ что-то хорошо понять – начать преподавать.
– Кто тебе сказал такую глупость?
– Лешка.
– Это в его стиле. И что это легкий язык?
– Ужасный. Я немного попробовала – не смогла. Алик упорный, любит, когда трудно.
– Жопой берет, – грубо сказала Тамара.
Лариса явно обиделась. Но Тамара тут же язвительно добавила:
– Ничего… А знаешь, Артур будет такой красаве́ц, просто киноартист. И улыбка будет красивая. И очки.
В это время вошел Никита. У него появилась подруга, и девушки с ним не общались: больно было видеть Никиту не с Ирой. Но Рыжий на их бойкот не обратил внимания – его интересовало общежитие на Ленгорах.
Лариса показала ему свое заявление, и они продолжили сочинять его вместе. При этом Никита все время смеялся. Это было невыносимо. Тамара выбежала из деканата.
В коридоре стояла новая подруга Рыжего – Русина Зорина с журналистского, она стояла покорно, ощущая на себе окружающую ее неприязнь, в которой Рогова приняла активное участие. Проходя мимо нее, прошипела: «Как не стыдно!» – и гордо удалилась. Потом, вспомнив виноватый вид Русины и веселый смех Рыжего, смутилась от своего шипения.
Какое же началось счастливое время!
Ларисины родители передали Артуру в письме привет – это для него очень много значило, больше, чем могло показаться.
Савелий Карпович с гордостью показал ему свой партбилет, там снова стояла дата вступления – 1924 год.
Восстановление справедливости шло семимильными шагами. За три недели в спецполиклинике Алику вставили три верхних зуба.
А в октябре 1956-го его включили в состав студенческой делегации в Будапешт. Все формальности были утрясены. Артур легко прошел комиссию в горкоме. Оказалось, что ему так и не зачли судимости, а он этого очень боялся.
Лариса рвалась его проводить, но их попросили – никаких проводов, пусть лучше будут встречать. Рыжий пожал руку и сказал:
– Хороший язык ты выбрал, а я, дурак, турецкий учу.
Берта и Лешка специализировались на английском направлении, но там таких умных было много. Их специализация называлась – новейшая история.
Все было внове: международный рейс, проверка документов – всегда нервное напряжение у Артура, голубые погоны, реклама на стене: «Летайте самолетами Аэрофлота». А он вообще никогда никуда не летал. А тут заграница!
Посадку задерживали, но ничего не объявляли. Среди студентов было очень мало знакомых лиц, а все больше из начальства, какие-то возрастные и ушлые.
Они везли икру, матрешек и даже черный хлеб для обмена на форинты. Но всех объединяло чувство предвкушения. Лариса попросила маленький сувенир, неважно какой, но чтобы она могла носить его в сумочке.
Родители, конечно, ничего не просили. Нюта потребовала жвачку – то, что она существует, узнала из одного итальянского фильма, там капиталисты все время жевали. «Тоже хочешь быть коровой?» – поинтересовался брат.