Живые нити

И люди, отмерев, кинулись выполнять приказы. Даже Дина бросила на Алека вопросительный взгляд — он лишь сочувствующе улыбнулся — и без лишних вопросов залезла на переднее сидение отъезжающего в больницу автомобиля.

Алек проводил их взглядом и поплелся за Варрон к одинокой кособокой лавочке напротив дома. Он неловко уселся, откинулся на спинку и вытянул ноги — стало так хорошо, что он чуть не застонал.

Варрон села рядом, достала из кармана пачку сигарет, в полном молчании закурила.

— Я уволен? — Алек через силу открыл рот. Слова рождались в сердце, но будто застревали в гортани, поэтому голос был скрипучий, словно не родной.

— С какой стати?

— Ну я своевольный, безалаберный… и что-то там ещё.

Варрон покосилась на него и ухмыльнулась.

— Вы правы, Зорпас. Я абсолютно точно лишу вас премии, которую вам выпишут за арест Ласкариса. Но увольнять я вас не буду. Во-первых, иначе у меня в команде останется одна Туллия. Во-вторых, вы толковый.

Алек фыркнул от такой похвалы.

— Тогда проведёте со мной воспитательную беседу?

— Я не хочу проводить с вами беседу, — призналась она, стряхивая пепел на землю. — Я хочу перегнуть вас через колено и отшлепать ремнем так, чтобы искры из глаз летели.

Алек прищурился, глядя в быстро светлеющее небо. Из дома Руфина доносился неразборчивый гомон — Алек слышал его обычным, человеческим ухом; кровь Оленя будто иссякла, не отзываясь.

— Я думал, что это вы работаете на Эстета, — признался Алек. — Поэтому не мог поделиться с вами деталями плана. Хотя, если честно, у меня не было никакого плана, так что и делиться было нечем.

— Я? Ну вы не первый за сегодня. Видели бы вы сцену, где этот детектив Милонос размахивал передо мной правительственным постановлением и грозился арестовать, — хрипло хохотнула она.

— А почему не арестовал?

— Он арестовал, прямо у горящего участка, — Варрон явно смаковала каждую фразу. — Привез к себе в офис, подозрительно напоминающий клоповник. А потом позвонил в Парламент, пытаясь меня сдать, и оказалось, что я сама сотрудничаю с Парламентом напрямую по одному деликатному делу. А потом уже позвонила госпожа Дайвари, и мы объединились.

Алек хмыкнул. Варрон оставалась для всех темной лошадкой и, даже будучи капитаном Бюро, продолжала участвовать в каких-то непонятных обычному обывателю серых схемах.

— Не переживайте, — продолжила капитан. — Я почти начала подозревать вас, так что мы квиты. В последнюю встречу Лукро признался мне, что получал от Эстета деньги и саботировал расследование по Грануле. Но почему-то не признался, что их было двое. Сначала я расслабилась, решила что после его смерти вопрос исчерпан, и слишком поздно сообразила, что это не так. Оставалось решить, что крыса: вы или Красс.

— Вы подозревали меня из-за отца?

— Шесть лет назад, когда я приняла вас на работу, вы ответили мне на вопрос про отца пылко и честно. За это время вы ни разу не дали мне повода усомниться в своем решении. Но последние две недели… Зорбас, если бы ваша афера не кончилась успехом, вам была бы крышка. Даже если бы вы выжили.

— Я знаю. Я просто везучий.

Они помолчали. Варрон закурила вторую, пуская клубы дыма в воздух. Алек настолько устал, что ему было лень даже поморщиться.

— Госпожа Лейла Дайвари пела вам такие дифирамбы, что я диву далась. Ей бы героический эпос писать. После её рассказа сразу стало понятно, кого арестовывать. Нужно было не заниматься самоуправством, а подождать нас. Час не решил бы ничего.

— Ну кто же знал… А вдруг бы решил? Кажется, мы и так слишком долго медлили.

Варрон поднялась и критически посмотрела на него сверху вниз.

— Что ж… Быстро гляну, что там с осмотром дома и отвезу вас в больницу.

— Я сам доеду…

Алек попытался встать, но мир закружился вокруг него в дерзком танце.

— Будете меня раздражать, точно уволю.

* * *

Алек проснулся, когда за окном уже стемнело. Из окна больничной палаты виднелись только редкие перистые облака, окрашенные последними красками заката. Ни людей, ни домов, ни проблем — сплошное умиротворение.

Так скверно Алек, пожалуй, не чувствовал себя очень давно. Возможно никогда. Ребра оказались сломаны, все тело ломило, а голова гудела с подозрительным жужжанием, будто внутри — недовольный его мыслительными потугами улий. Жизнь была тяжелая, болезненная, невыносимо тягучая… и, одновременно с этим, легкая, свежая и сладкая, как клубника с куста.

Вентилятор обдувал Алека теплым ветром, и он зажмурился, подставляя под струи воздуха лоб.

— Я видела, что ты не спишь, — послышался Динин голос. Алек поднял веки.

Она стояла в дверном проеме в больничном халате. Распущенные волосы еще не просохли после душа, лицо выглядело усталым до болезненности. На губах играла довольная улыбка, а в руках она держала две дымящиеся кружки.

— Как ты? — спросил Алек, подтягиваясь на руках и принимая подобие вертикального положения. Комната завертелась юлой, пришлось прижать затылок к стене, чтобы не рухнуть с кровати.