Ефимов знал, что у Веселовского были не только поощрения, но и взыскании. Помнил, как во время войны с белофиннами Василии просил, чтобы его послали на фронт. Не отпустили. И тогда этот сорви-голова без разрешения сбежал с моряками-разведчиками на штурм линии Маннергейма.
Его вернули, дали пять суток гауптвахты.
Теперь он стоял перед Ефимовым, повторяя:
— Товарищ политрук! Честное слово, не подведу! Уговорите полковника.
А Ворожилов тем временем принимал только что прибывших в Северные казармы добровольцев-краснофлотцев с Морского завода.
В его цехах вместе с кадровыми рабочими латали броню, ремонтировали оружие моряки, специалисты, списанные с кораблей, погибших или тяжело израненных в бою.
«Николай Мудров, — читал Ворожилов направление, — ружейный мастер».
— Так, значит, и сам неплохо стреляешь?
Перед ним стоял высокий, мускулистый парень с пристальным, цепким взглядом. «Комсомолец, был в Особой стрелковой бригаде морской пехоты, оборонял Таллии», Мудрову так хотелось рассказать этому впервые увиденному им, немолодому, с морщинками у глаз человеку обо всем, что он выстрадал, что перенес.
Тонул… Да, тонул после того, как с верхней палубы транспорта «Казахстан», где Николай стоял у пулемета, его швырнуло взрывом в воду. Рядом, захлебываясь, гибли товарищи.
До сих пор чувствует он, как намертво сжал брошенный с тральщика конец. Даже тогда, когда моряки подняли его на корабль, он не мог разжать пальцы.
«Казахстан», несмотря на то что фашистская бомба разорвалась в машинном отделении, удалось спасти.
И о том, сколько раз подавал Мудров рапорты с просьбой послать на фронт, ему хотелось рассказать Ворожилову.
Но он молчал и только глядел на командира.
— Откуда родом?
— Из Калининской области, село Красный Холм.
— Там, кажется, у вас леса?
— Да еще какие! Отец и я охотники.
— Это хорошо, — одними глазами улыбнулся Ворожилов. — Охотникам и у нас найдется работа. Да и зверь крупный…
Николай Мудров понял: его просьба удовлетворена!
А в это время комиссар Андрей Федорович Петрухин знакомился с зачисленными в разведвзвод отряда добровольцами-моряками с минного заградителя.
У этого минзага была особая, необыкновенная история.
Построенный на верфи в Копенгагене, корабль предназначался для смотров, увеселительных прогулок царя и его семьи. Тогда он назывался императорской яхтой «Штандарт».
После революции корабль сменил не только название. Он был модернизирован, перевооружен и стал минным заградителем; в Отечественную войну вступил в полной боевой готовности.
Командовал минзагом капитан второго ранга Николай Иосифович Мещерский, бывший князь, принадлежавший к числу тех молодых офицеров царского флота, которые с первых дней Октября перешли на сторону восставшего народа.
Невысокий, с лицом, обветренным от долгого пребывания на мостике, Мещерский был истым моряком. Служить под его началом для молодых балтийцев считалось честью.
В сороковом году минный заградитель вместе с другими кораблями Краснознаменного Балтийского флота пришел в Таллин. Как только над башней древнего Вышгорода взвилось огромное красное полотнище, минзаг с большого рейда вошел в гавань столицы Эстонской Советской Социалистической Республики.
Молодой украинский рабочий, ныне краснофлотец, Павел Добрынин был среди тех, кто плечом к плечу с эстонскими трудящимися утверждал Советскую власть в Прибалтике.
Год службы на минзаге стал для него годом нелегкой школы.
Знания, полученные в Кронштадте, Павел применял на практике быстро, умело.
В июне минный заградитель стоял на малом ремонте в Лиепае. Здесь и застала Павла Добрынина война.
Теперь на корабль вместо учебных были погружены боевые мины. «Минировать воды фарватера Финского залива — оградить Ленинград от вражеских кораблей!» — таков был приказ командования.
Умение владеть оружием, быстрота, сноровка — все, чему требовательно и любовно обучали командиры, пришло на помощь.
Когда минный заградитель успешно выполнил первое боевое заданно и пришел в Кронштадт, Николай Иосифович Мещерский представил к награждению группу особо отличившихся моряков.
Десять человек с минного заградителя были направлены теперь Мещерским для участия в десанте.
Для Добрынина, так же как и для его верных дружков — Ивана Круташева, Ивана Музыки, Николая Гаврика и других минзаговцев, отобранных в десант, Учебный отряд был знакомым, родным.
Это сюда по путевке комсомола прибыл из Харькова рано потерявший отца слесарь трамвайноремонтного парка Добрынин. Осенью 1939 года он был зачислен в Кронштадтскую школу оружия имени Сладкова.
Павел высок, широкоплеч. Густые брови над зоркими чуть прищуренными глазами, мягкий овал подбородка на плечах синий воротник, на бескозырке по ленточке золотом: «Учебный отряд КБФ». Из горла рвется, стремясь слиться с дружными голосами товарищей, песня — задорная, матросская:
Вот и сбылась твоя мечта, Паша. Выше голову, тверже шаг, кронштадтский моряк Добрынин!
Петрухин переводил взгляд с одного лица на другое.