Живые, пойте о нас!

Моряки в полной боевой готовности. Настроение у всех приподнятое. Придирчиво осматривали друг друга, подтрунивали над «особо отличившимися».

В первом ряду на правом фланге выделялся своим огромным ростом Борис Шитиков. Его добродушное лицо, освещенное белозубой улыбкой, как-то не соответствовало всему грозному виду моряка. Широкую грудь перекрестили пулеметные ленты. Из-под бушлата были видны подвешенные к поясу гранаты, на боку в кожаных ножнах висела финка.

Каждому десантнику полагались четыре гранаты, но этот великан, флотский чемпион по боксу, ухитрился прихватить целых семь.

Смотри, Борис, пояс лопнет, — подшучивали ребята. — Надо будет фрица за глотку брать, а у тебя руки заняты…

— А я еще парочку гранат в карманы сунул, — весело ответил Борис.

— Во дает! — загрохотала вокруг братва.

— И я набил карманы патронами…

Шитиков посмотрел на стоявшего рядом товарища. Карманы его бушлата были оттопырены. Борис лихо подмигнул своему дружку Володе с «Октябрины»:

— Слышишь, Володька, покажи ему свой «карман».

У Володи, электрика с линкора «Октябрьская революция», как-то подозрительно раздулся живот.

— Патроны, друг, — сказал, улыбаясь, Володя, — можно и в тельняшку засыпать. Так-то…

Пока еще не открыли митинг, кто-то из моряков запел:

Даль синеет на просторе,
Не скучай, не плачь, жена, —
Штурмовать далеко море
Посылает пас страна.

Эта песня из популярного перед войной фильма «Семеро смелых» отвечала настроению тех, кто готовился уйти в свой опасный путь. И, как всегда бывает, за одной песней следовала другая. Казалось, все песни, которыми так щедра была мирная краснофлотская жизнь, вспомнились им сейчас.

Солнечный довоенный Кронштадт, построение, походный марш, дальние плавания — всюду была с моряком подруга-песня. А сейчас из такого знакомого мотива, дорогих слов рождалось главное — тоска по утраченному, вера, что все, чем полон был счастливый день, вернется…

Среди моряков-комсомольцев, чьи песни громче всех звучали па плацу, были и курсанты Военно-политического училища. Вот коренастый, румяный, веселый, недавно закончивший училище политрук Михаил Рубинштейн. Двадцатишестилетний молодой коммунист, он был назначен в конце сентября 1941 года инструктором комсомольского отдела ПУБАЛТа и очень гордился тем, что и его зачислили в десантный отряд.

Товарищи обычно называли его Мишкой. Рос он без родителей.

Главной трудовой школой для Михаила стал московский завод «Серп и молот». Здесь закончил он фабрично-заводское училище, получил специальность электроаппаратчика. На заводе стал комсомольским вожаком. Отсюда был послан комсоргом в одну из средних школ Москвы.

Теперь же комсоргу выпала другая боевая дорога — флотская.

Михаил шел в десант заместителем политрука пятой роты. И его дружок, младший политрук Петр Киреев, был рядом с ним.

Он родился на Днепропетровщине, в бедняцкой семье. В Кронштадт попал по комсомольской путевке. Одновременно со службой на флоте он учился на вечернем отделении Ленинградского педагогического института имени Герцена.

Комсомольцы ценили и уважали Киреева. В 1938 году его избрали членом пленума Ленинградского горкома ВЛКСМ.

И песня, подхваченная моряками, об орленке, взлетевшем выше солнца, была и о них, орлятах комсомола, оба всех, с кем пойдут они сегодня в десант.

Показались командиры.

— Сми-и-ирно!

Впереди шел высокий, в длинной шинели, в адмиральской фуражке с золотыми лаврами комфлота Трибуц. Его знали все. Морякам был хорошо знаком и бывший когда-то таким же краснофлотцем, как они, член Военного совета Смирнов.

Трибуц, Смирнов, Лежава, Батя — Ворожилов, Петрухин и другие командиры взошли на пологий деревянный помост.

— Балтийцы! — взволнованно начал свою речь Ворожилов. — Пришел долгожданный час. Немало врагов довелось нам повстречать на своем веку. Всех одолели. И фашистов одолеем. А кто из нас погибнет, тех народ не забудет. Я иду с вами, многих из вас знаю лично. Мы, ваши старшие товарищи, уверены: ни один в этом бою не дрогнет.

Выступает с напутственным словом адмирал Трибуц. Нелегко ему отправлять в эту опасную операцию флотскую юность.

— Мы верим в вас, дорогие друзья-моряки! Вы не посрамите чести отцов, покажете врагу, как умеет воевать Краснознаменная Балтика!

В ответ по рядам прокатывается громовое флотское «ура!».

— Балтийцы выстоят! — крикнул политрук Ефимов.

Его слова потонули в громогласном: «Выстоим!»

Говорят десантники. Их речи тоже коротки, суровы, как клятва. Вот один, кареглазый. Из-под бескозырки — непокорная прядь волос. Ото комсорг роты, смельчак, заводила.

— Заверяем — никто не дрогнет! Только вперед! На том держались и будут держаться русские матросы.

Среди провожающих — писатель-моряк Всеволод Вишневский. Он глядит на комсорга и словно узнает в нем свою юность. У певца героического флота за плечами десанты на Волге и в Крыму, высадки во вражеский тыл, в которых он, тогда молодой балтийский матрос, принимал огневое крещение. А сейчас уходят в битву сыны.