Живые, пойте о нас!

— Молодые друзья! — говорит он тихо. Голос его дрожит. Участник четырех войн, капитан второго ранга, он с трудом сдерживает волнение. — …Четверть века назад отсюда, из флотского экипажа, уходил я на фронт в отряде Анатолия Железнякова. Я помню его слова: «Драться будем до тех нор, пока рука сможет сопротивляться. Да здравствует то, чего не сокрушит ни штык, ни пулемет, ни сама смерть. Да здравствует революция!» Командиру моему Анатолию Железнякову было тогда двадцать три года.

Он был делегатом Второго Всероссийского съезда Советов, участвовал в штурме Зимнего дворца. Имя Железнякова — легенда, о его боевых делах друзья говорили с восторгом, враги — с ненавистью. Это он с небольшой группой моряков гнался на паровозе за белогвардейским бронепоездом, взял в плен вооруженную команду, под красным знаменем привел бронепоезд в Москву.

Смерть боялась этого смелого, сильного, красивого человека. С наганом, висевшим сбоку, с карабином за плечом — таким появился он в январскую ночь восемнадцатого года на трибуне Таврического дворца, где заседало контрреволюционное Учредительное собрание. Железняков произнес слова, ставшие историческими: «Караул устал. Прошу прекратить заседание и разойтись по домам».

…Друзья! Вы покидаете сегодня Кронштадт, идете на сушу защищать дело революции. Бейтесь так, как дрался за Родину Железняков. Будьте достойными своих отцов! Удачи, счастья вам, дорогие! — Вишневский срывающимся от волнения голосом напутствует тех, кто повторит непреклонное «Мы из Кронштадта!».

— Жаль, что всех вас обнять не могу. Но вот тебя, — обращается Вишневский к стоящему рядом моряку-комсомольцу, — обниму за всех.

Митинг окончен. Перед десантниками распахиваются старинные, с коваными якорями ворота. Впереди — Ворожилов и Петрухин. Часовые отдают честь уходящим.

Отряд под командованием полковника Ворожилова шел по улицам родного города.

Было далеко за полночь. Кронштадт спал после трудного боевого дня. Только у ворот домов стояли небольшие группы дежурных противовоздушной обороны да раздавались шаги комендантских патрулей.

Вот один из них поравнялся с головной шеренгой отряда.

Так и шли они какое-то время рядом: по тротуару — патруль, по булыжной мостовой — десантники. Словно хотелось этому командиру и двум краснофлотцам влиться, войти в ряды вооруженных моряков, отправляющихся сейчас на фронт.

— Победы вам, ребята! — окликают патрульные.

— Спасибо, — отвечает кто-то из рядов.

А люди глядят вслед морякам. С надеждой и щемящей грустью.

Взрослые и подростки — помощники старших, маленькие бойцы МПВО.

И ты, мальчик, подаривший десантнику Добрынину свой самодельный нож.

И девочка, дочь моряка, протянувшая Ворожилову букетик осенних цветов.

Кронштадт провожает своих сыновей. Провожают улицы, и старинные, циклопической кладки стены петровских цейхгаузов, и затемненные окна невысоких домов…

Любовь, верность, щедрая на отцовскую ласку, морская твоя душа, Кронштадт!

Черная, вязкая, словно смола, неподвижна вода в канале. Молчалив парк. И город на какое-то мгновение кажется так тих, так спокоен, словно не бушует рядом с ним война.

Отряд вытянулся вдоль пустынной, ведущей к Ленинградской пристани улицы.

Берег рядом.

«Тихо, до чего тихо, — думает Добрынин. — Нет ветра…»

Небольшие волны подходят к пирсу, тычутся в него, за ними набегают другие. В темном небе звезды. Петрухин на ходу смотрит на светящиеся стрелки ручных часов. Двадцать семь минут второго. Все, как рассчитано. Бойцы уже подошли к пристани.

— Отряд, стой!

Ленинградская пристань! Ты провожала в семнадцатом матросов, идущих на помощь революционному Петрограду. Отсюда отправлялись в девятнадцатом кронштадтцы на борьбу с Юденичем. И потом столько раз уходили отсюда твои военморы на Волгу и на Украину, на Урал — туда, где раздавался грозный клич: «Революция в опасности!»

А сейчас ты провожаешь, старая, самых молодых своих сыновей!

Возглавлять операцию высадки десанта Военный совет Краснознаменного Балтийского флота поручил командиру ОВРа[1] КБФ капитану второго ранга Ивану Георгиевичу Святову, бригадному комиссару Рудольфу Викторовичу Радуну и начальнику штаба ОВРа капитану второго ранга Валентину Алексеевичу Саломатину. Командиром высадочных средств был назначен капитан второго ранга Георгий Семенович Абашвили.

Все эти люди, командиры и личный состав кораблей, на которых шел десант, тщательно готовились к боевой операции.

За несколько часов до выхода десанта у пирса Ленинградской пристани было сосредоточено двадцать катеров типа «КМ», каждый из которых мог принять двадцать пять человек со стрелковым оружием, пять сторожевых катеров — «морских охотников», бронекатер для охранения и артиллерийской поддержки морской пехоты при высадке на берег.

Святов, один из опытнейших морских командиров, за решительность характера и густые усы прозванный Чапаем, требовал высшей степени ответственности, мастерства и хладнокровия от всех и каждого, а в первую очередь от самого себя.