Живые, пойте о нас!

Есть скорбные книги в центральных военных архивах,
Где гриф «сов. секретно», который давно устарел,
О тех, кто могли с нами жить, улыбаться счастливо,
О тех, кто волною накрыт, кто ушел на расстрел.

В архиве морском раскрываем приказы по флоту,

Скрепившие списки имен, безвозвратных потерь,
Мы их на суде предъявили фашизму по счету,
Мы их, словно клятвы слова, повторяем теперь.

Но в перечне тех, кто погиб в петергофском десанте,

Мы встретили прочерки писарским четким пером,
Они, словно горны, победно зовущие: «Встаньте!»,
Чтоб павшие, встав из могил, отвечали: «Живем!»

Таких одиночки, но радуйся редкой удаче,

Как будто из смертного боя ты вырвался сам.
…Над вздыбленным берегом ветры балтийские плачут,
И огненный лист прикасается к мертвым губам.

Весны человеческой брезжило только начало,

Брал край партизанский живых во владенья свои,
И мать за Уралом об участи сына не знала,
А те, что воскресли, опять уходили в бои.

И писарь балтийский не мог нанести еще прочерк,

Но ярко светила матросской удачи звезда
Своим сыновьям, что в холодные темные ночи
Себя не щадили, взрывая врага поезда!

1965 г.

В Центральном военно-морском архиве в Гатчине день начинается рано.

В этом маленьком городе, где в войну размещались крупные резервы группы армий «Север», где находился вместе с полевым управлением своего штаба командующий фон Кюхлер, там, где мучились, умирали от голода, погибали в фашистских лагерях пленные красноармейцы и моряки, — сейчас мирно трудятся советские люди.

Ничто не напоминает здесь о войне.

Но войдите в разместившиеся в огромном здании хранилища архива. Офицер в отставке, ветеран войны с орденскими планками на пиджаке, выписывает вам пропуск.

Вы в «святая святых» истории советского Военно-Морского Флота времен Отечественной войны. Здесь сосредоточены сотни тысяч документов, личных дел офицеров, учетных карточек краснофлотцев, аттестационные, наградные листы, приказы, донесения, документация героических флотов нашей Родины.

Сколько людей благодаря помощи работников архива узнали о судьбе своих близких, об их делах и подвигах!

…Сотрудник архива склонился над списками моряков, не вернувшихся из петергофского десанта. Рядом с каждой фамилией — «пропал без вести». И вдруг он увидел: после одного имени вместо этих трех страшных слов отчетливо выведено: «жив».

Жив! Значит, может рассказать о том, как спасся, о судьбе товарищей, командиров. Это было подобно встрече с родным человеком, которого долгие годы считали погибшим.

Но все найденные в списках исправления — а их обнаружилось несколько — были датированы 1944 годом.

Возникало множество вопросов, и главный — живы ли эти люди сейчас?!

По имевшемуся в личном деле или учетной карточке последнему адресу пошли запросы в военкоматы. Иногда отвечали, что в списках означенное лицо не числится, или: позднее снова ушел на фронт и не вернулся.

Приходили ответы от людей, значившихся в списках, однако в действительности не участвовавших в десанте.

Но попадались ответы и от тех, кто был тогда в Петергофе.

Первого оставшегося в живых десантника помог найти случай. Это было в Кронштадте, на встрече фронтовых журналистов с коллективом газеты «Советский моряк».

Вспоминая о тех, кто уходил из Кронштадта в грозные бои, выступавшие упомянули и о петергофском десанте.

— Прошло уже двадцать лет, но до сих пор не удалось отыскать ни одного из его участников.

И тогда неожиданно поднялся немолодой человек в гражданской одежде и произнес:

— Я был в этом десанте.

Так познакомились мы с Григорием Кузьмичом Васильевым, бывшим краснофлотцем, художником-ретушером газеты. Каждая деталь его рассказа воспринималась с понятным волнением.