Они вместе лежали внутри двуспального туристического мешка, который неведомым образом оказался на этом самом чердаке под недостроенной крышей. Но самым удивительным был не это. Лисичка была совершенно голой. Голым был и сам следователь. Судя по тянущим ощущениям в паху, он не так давно занимался сексом и занимался сексом много. На этом его затуманенный мозг вообще отказался работать. Иваницкий уронил голову и замер на какое-то время.
Просыпающаяся Марфа сладко потянулась и обвила шею следователя. Еще она пискнула что-то довольное и чмокнула его в подбородок. Наверное, она метилась в губы, но промахнулась, так как не удосужилась открыть глаза.
Наконец ему удалось поймать одну единственную мысль, и он стал пытаться соединить ее со второй, а потом и с третьей. Володя совершенно не помнил, чем вчера закончились посиделки, но валяющаяся рядом голая девочка недвусмысленно намекала на завершение вечеринки, подпадающего под уголовную статью. Нетвердые и колышущиеся мысли выплеснули на поверхность однозначный и пугающий вывод: подстава! Где-то неподалеку его уже поджидают взбешенные религиозные фанатики с ножами для оскопления или еще что похуже — они же сектанты. Иваницкий отстранил от себя девчонку. Не толкнул и не отодвинул, а именно отстранил.
Девушка удивленно распахнула заспанные глаза:
— Тебе не понравилось? Я что-то сделал плохо?
— Ты это… — Иваницкий попытался собрать мысли в пучок. — Чего-нибудь было вчера?
— В каком смысле?
— Ну, это. Тебе лет то сколько?
— Я уже взрослая! А что? Мне можно. Меня сам батюшка Серафим благословил, — с гордостью в голосе заявила пигалица.
Иваницкому может и перенес бы это легче, если бы не писклявый детский голосок Лисички.
— Так как это благословил? Ты же ребенок еще совсем!
— Я уже взрослая. Сейчас время такое. Раньше с раннего возраста замуж выходили, а к двадцати уже по трое или пятеро детей имели. А в библии написано: плодитесь и размножайтесь. Род людской нужно пополнять. Господу необходимы праведные воины, а те, кто в обители родятся — те будут ангелам подобные.
— И ты рожать собралась?
— Да! Ты мне понравился. Ты сильный и красивый. От тебя детки такие же сильные и красивые родятся. А ты не хочешь?
Глаза Марфы широко распахнулись и мгновенно стали наполняться слезами. Вот только этого еще не хватало. Ей по другому поводу сокрушаться нужно, а она думает вообще не понять о чем.
— Подожди! Так нельзя. Ты же молоденькая еще.
— Ну и что. Я же всему научусь. Я не хуже чем другие смогу! Тебе понравиться! — твердо заявила Лисичка.
— Да смоч-то ты сможешь, но все равно рано тебе. Грех это, — нашелся Иваницкий.
— Какой же это грех? Я хотела, и ты хотел этого. Когда без любви и против воли, и еще когда ради похоти, то это блуд, а блуд и есть грех. А я от тебя ребенка хочу! — безапелляционно заявила Марфа.
Едва было собранные мысли Иваницкого снова рассыпались беспорядочной кучей и стали неудержимо пропадать. Полубредовое состояние продолжалось. Ему очень хотелось, чтобы происходящее было отвратительным сном или чудовищным розыгрышем, но реальность безжалостно давила на Володю нависающим сверху тощим тельцем с полукружиями мелких грудок.
Бред! Мыслей не было, зато было болезненное ощущение совершённой мерзости. Иваницкий был отвратителен самому себе. Похоже, что подставы не было, и врятли кто-нибудь здесь его осудит, но стыд и чувство вины от совершенного в беспамятстве поступка дополнялись отвращением и ненавистью к собственной персоне.
— Ой, да у тебя же медовое похмелье, — восторженно сказала Марфа.
Смурные складочки на ее лбу расползлись, а из глаз ушли обида и отчаяние. Похоже, что сделанное открытие объясняло для Лисички состояние ее партнёра полностью, и все ее переживания оказались напрасными.
С лукавым выражением глаз и с плохо скрываемым удовольствием Марфа нравоучительно заявила:
— Нельзя много меда пить. Тем более в первый раз. Мед нам дан для веселия и послабления терзаний. Он как лекарство, только меру знать нужно.
После короткой паузы Лисичка добавила примирительным тоном:
— Я тоже виновата. Нужно было тебе сразу объяснить.
Она выбралась из спального мешка и голой пошла в сторону лаза на чердак. Иваницкий отвернулся, чтобы не видеть наготу девочки-подростка. Он чувствовал себя преступником.
Поворот головы открыл для него новую картину. Оказывается, они здесь не были в уединении. Вокруг лежали или сидели голые и полуголые люди парами тройками и даже целыми стайками. Общий настрой и поведение сектантов не вызывало сомнений, что следователь стал участником свального греха или как это называется. Свингеры, в общем. Сектанты чувствовали себя вполне свободно и вели себя раскрепощенно. Володя почувствовал, как Лисичка снова нырнула к нему в спальный мешок. От прикосновения холодной кожи Иваницкий вздрогнул. Девушка озябла.
— Вот! Пей! Я тебе принесла. После этого должно легче стать.