Живые в эпоху мёртвых. Дилогия

Она сунула ему под нос пластиковую бутылку с мутной жидкостью. Напиток в бутылке слегка пузырился, а сама бутылка приятно холодила кисть. Лисичка помогла открыть пробку, и Володя присосался к узкому горлышку. Напиток оказался резким и горьковатым. Самое лучшее, что он был холодным как лед. Вместе с ломотой в зубах приходило облегчение.

— Тебе лучше? Может мне тебя в госпиталь отвести? — Лисичка опять чирикала ему под самое ухо.

От ее трескотливой непрекращающейся болтовни Иваницкий терял последние остатки способности трезво мыслить. Хотелось непременно спровадить ее куда-нибудь или прогнать эту вертихвостку, но сил на это нисколечко не было. Он встал и натянул на себя одежду с помощью Марфы. Болтушка тоже оделась, ничуть его не стесняясь. И после произошедшего ночью, это было не удивительно. Они вместе дошли до нового барака, куда поселили их с уголовником. Только здесь Иваницкому удалось сплавить Марфу в ее собственную келью.

Протопав по длинному коридору и, не обращая внимания на немногочисленных соседей по бараку, он ввалился в душевую и прямо в одежде залез под одну из леек. Иваницкий долго стоял в душе под холодными струями, стягивал себя мокрые шмотки и растирал тело, пытаясь разогнать кровь. Общее состояние организма улучшилось, но туман в голове стоял такой, как и прежде. Оставив спортивную одежду, валятся кучей мокрою в углу, он нагишом зашагал в сторону выделенного закутка.

В голове клубился болезненный глухой туман. Состояние было отвратительным. В своей ячейке он к великому счастью никого не обнаружил. Повалившись на кровать, Володя почувствовал, что стало только хуже — к туману добавился отвратительный скребущий шум в голове. Стало душно, и ему показалось, что он задыхается.

Кое-как напялив на себя, выданную позавчера, рабочую одежду, он пошел к уличной двери.

* * *

Николая разбудила напевная молитва, которая звучала несколько громче, чем положено. Потом снизу донесся громкий настойчивый стук. Их с Людмилой пытались вежливо и корректно разбудить. Они лежали на разметанной куче прошлогоднего сена, укрывшись своей одеждой.

Влюбленные, не сговариваясь, кинулись одеваться. Николаю стало смешно. Их могли застукать как нашкодивших подростков. Комизм ситуации еще заключался и в том, что они никак не могли разобраться со шмотками. Вещи комкались, терялись и цеплялись за все подряд. Суетливо нарядившись и оправив свою одежду, они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Люда смеялась чистым звонким смехом, который подпрыгивал как бубенчик. Ах, какая у нее была открытая и жизнерадостная улыбка. Счастливая улыбка влюбленной женщины. Улыбка преобразила Люду, сделала ее красивой. Не смазливой или миленькой, совсем нет. Сейчас она была действительно прекрасна. Смуглянка радовался ее счастью и сам был счастлив. Среди творящегося вокруг кошмара он нежданно-негаданно нашел свою частичку счастья в жизни. Какое это счастье быть рядом с действительно близким и любимым человеком. Теперь они точно все преодолеют.

Они еще какое-то время приводили себя в порядок, поправляя одежду, убирая прицепившиеся сено и стружки. Дикую сухость во рту Николай уничтожил тем замечательным напитком, которым их поили вчера. Люда приняла флягу из его руки и тоже запрокинула голову, тряхнув короткими волосами. Они так и не притронулись за всю ночь к захваченной бутылке, а теперь напиток оказался более чем кстати. Легкий хмель снова проник в голову, поднимая настроение и расцвечивая окружающий мир.

Спустились Николай и Люда уже держась за руки. Внизу их встретили улыбками Прокл и Никодим. Причем улыбались мужики без насмешки и едкого сарказма. Они понимал, что произошло и отнеслись к этому спокойно и доброжелательно. Зачерствевшее сердце Николая настолько размякло за прошедшие сутки, что он был готов обнять каждого из них. Он любил этих людей. Ему нигде не было так хорошо как в общине.

Проша не скрывал своей радости от встречи с Николаем.

— Доброе утро, брат!

Проша обнял Смуглянку его как старого друга, а от этого Николаю стало еще лучше и веселее.

— Доброе, Проша. Здравствуй, Никодим, — Николай приветствовал и тоже обнял Прошиного помощника. — Вы сегодня рано чего-то?

— У нас тут дела кой-какие еще есть, а вы идите, завтракайте пока. После утреней службы очень много работы будет, — извиняющимся тоном сказал Прокл.

— Мы сейчас в трапезную, а потом я к вам на стройку.

— Хорошо.

Николай хотел проводить Людмилу, но она его остановила решительным жестом.

— Коля, я не знаю, как Сонечка отреагирует, когда нас вместе увидит. Ты иди, пожалуйста, сейчас к себе. А я попробую с дочкой поговорить.

Николай пожал плечами и улыбнулся.

— Все будет в порядке. Я это знаю.