Живым или Мертвым

Мигая навигационными огнями, «Чинук» выплыл из-за края плато, накренился и пошел на запад вдоль ложбины. Дрисколл видел, как люковый стрелок ворочал пулеметом.

— Гомес, — проговорил он в рацию, — веди своих людей вверх по желобу.

— Есть, босс!

— Вижу цель, — сообщил пилот «Чинука», — приступаю!

Отсвет огня из многоствольного пулемета «Диллон М134» окрасил борт «Чинука» в оранжевый свет. Проход занял менее двух секунд, затем повторился, и еще раз, и, наконец, пилот доложил:

— Цели уничтожены. — За эти пять с небольшим секунд, при скорострельности три тысячи пуль в минуту, в «УАЗы» наверняка попало не менее двухсот пятидесяти 7,62-миллиметровых пуль. «Чинук» вернулся, боком пополз к обозначенной площадке, коснулся земли и откинул погрузочную рампу.

— Санта, мы на месте, — доложил Гомес.

— Понял, идем к вам.

Дрисколл отдал приказ, и снова, разбившись на пары, остававшаяся половина группы пересекла ложбину, перебегая, согнувшись, от камня к камню, дождалась, пока к ним присоединятся командир и Тейт, и поспешил к желобу.

— Цель! — услышал Дрисколл у себя в наушниках. Голос был незнакомый, вероятно, говорил кто-то из экипажа «Чинука». — По хвосту на семь часов!

Через плато с запада донеслось тарахтение «Калашниковых». В ответ защелкали «М-4».

Дрисколл и Тейт взбежали по желобу до самого верха и рухнули наземь, чтобы преодолеть оставшиеся несколько футов по-пластунски. В пятидесяти метрах впереди, и на краю ущелья, и на господствующей высоте сверкали огоньки выстрелов. Дрисколл прикинул, что стрелков было не менее трех дюжин. А в ложбине засверкали сразу четыре пары фар. «УАЗов» здесь хватало.

Голос Петерсона:

— РПГ, РПГ…

Справа что-то ярко сверкнуло. Возле «Чинука» взметнулся земляной фонтан.

— В стороны, в стороны! — рявкнул пилот, а потом сделал такое, чего Дрисколл не видел никогда в жизни — оторвал огромную машину от земли и, когда она зависла на высоте футов шести, начал плавно поворачивать ее, давая возможность стрелять люковому стрелку. — Пригнитесь! Пригнитесь! — «Диллон» изрыгнул огонь, накрыв очередью и край ущелья, и пригорок.

— Бежит! — раздался в наушниках Дрисколла голос, полузаглушенный грохотом пулемета. — К западу!

В свете трассирующих пуль «диллона» было видно, как пленник со скованными руками неверными шагами удалялся от «Чинука» в сторону обрыва.

— Санта, я возьму его, — пробормотал Тейт.

— Прикончи его.

«М-4» Тейта сухо щелкнула, и беглец рухнул. Треск автоматов ослабел и вскоре замер.

— Клинок, в ложбине еще четыре «УАЗа». В двухстах метрах и приближаются. От вас на три часа.

— Понял, — отозвался пилот, и «Чинук» снова повернулся. Снова загремел многоствольный пулемет. Стрельба продолжалась десять секунд. Пыль быстро отнесло в сторону, и стали видны четыре изуродованных машины.

— Проверить состав! — приказал Дрисколл. Ответа не последовало. — Проверить состав! — повторил он.

— Санта, двое убитых, двое раненых.

— Б…ь!

— Серп, — с подчеркнутым спокойствием, как показалось Дрисколлу, позвал пилот, — что вы скажете насчет того, чтобы влезть в автобус и отправиться домой, пока наше везение не кончилось?

Глава 09

Юрий Бекетов прожил в Санкт-Петербурге много лет и сотни раз ходил в темноте по его улицам, но нынешний был особенным, и понять причину этого можно было без особых размышлений. Богатство — допустим даже: предвкушение богатства, — меняет образ мыслей и зрительное восприятие. Тем более что это богатство было весьма необычным. Он гордился не деньгами как таковыми, а скорее тем применением, какое намеревался им найти. Не знал он только одного — имеется ли между тем и иным отношением настоящая разница, или это просто отговорка. В конце концов, если танцуешь с дьяволом — пусть даже ради очень серьезной цели, — все равно именно ты танцуешь именно с дьяволом, верно?

Из всех городов своей родной страны Юрий больше всего любил Санкт-Петербург. В его истории полностью воплотилась история всей страны. Город основал Петр Великий в 1703 г., во время Второй Северной войны против Швеции. Во время Первой мировой войны власти переименовали город в Петроград, решив, что его исконное название звучит слишком уж по-немецки. В 1924 г., через семь лет после большевистской революции и через несколько дней после смерти Владимира Ленина, он получил имя Ленинград. И, наконец, в 1991 г., с гибелью Советского Союза, его переименовали еще раз — вернули первое название — Санкт-Петербург.

«Санкт-Петербург, «капсула времени» русской истории. Неплохое название для книги», — подумал он. Жаль, что у него нет пристрастия к литературному творчеству. Цари, большевики, падение империи и, наконец, демократия, хотя, возможно, эта демократия имеет некоторый тоталитарный оттенок.