Живым не брать

Маляров спрашивал, а сам шуровал в кармане, ища бумажку, на которой записал ориентировку из райотдела. Нашел. Расправил на ладони. „Банкноты по 100 рублей с номерами вг (буквы маленькие) 6149065 по 6149564“… Так-так. Итить твою некуда! Она самая — незаконно ворованная с грабежом и опасным убийством. Не может быть такое! А почему, собственно, не может, когда уже есть? Номер — это явление, которое не обойдешь и не объедешь. Номер — это финансовая величина, вещественное доказательство…

— Так кто ж тебе, Анфиса Васильевна, за куря отвалил половину твоей законной трудовой демократической пенсии?

— Должно статься, чокнутый. — Копалиха протянула руку за своей бумажкой. Должно быть, душа почуяла нечто неладное. Маляров банкноту придержал.

— Где он, язви его в печенку? Куда он с твоим ку-рем подался?

— А чо?

— Плюнь через плечо, дорогая, вот чо. — Маляров откровенно встревожился. — Может статься, твой чокнутый находится в розыске и подлежит отлову.

— Возверни мои деньги. — Копалиха не убирала протянутой к Малярову руки.

— Ежели он не причастен, в чем я весьма теперь сомневаюсь, — деньги к тебе вернутся. А ежели нет, извини, уйдут как вещественные доказательства…

— Значит, мой куренок пропал задарма? — Лицо Копалихи скривилось — вот-вот заплачет.

— Давно он ушел?

— Совсем недавно. К причалам пошлепал.

— Тогда куренка твоего возвернем.

Маляров догнал незнакомца, который кинул Копалихе сотку за постного курчонка. Тот быстрым шагом двигался по разбитой в пыль улице, вдоль линии штакетника, огораживавшего усадьбы. Спина, обтянутая армейским камуфляжем, белая птица с распростертыми крыльями, которую человек нёс за ноги вниз головой, подсказали Малярову, что это тот, кто ему нужен.

— Эй, гражданин! — Маляров шел за неизвестным, не прибавляя шага. В конце концов, он здесь не хрен собачий, а представитель власти и привык к тому, что к его словам прислушиваются все сельчане. Даже в соседнем селе Ягодном ему беспрекословно подчинялись пьяные. Правда, настоящей пьяни, которая вспоена городской высокой культурой и, дорвавшись до бутыля, накачивается до потери сознания, в Ягодном никогда не водилось. Да, там пили, но голов никогда не теряли, при спорах ножей из-за голенища не доставали, слова участкового слушались — таежный народ спокойный, крутой, с весом в собственном понимании, но одна привычка здороваться со всеми старшими, каждый раз приподнимая кепчонку и склоняя голову, говорила об уважении людей друг к другу.

Здесь исповедовали мудрый принцип: человек — не медведь, с ним и без рогатины в руке можно беседовать.

Короче, Маляров приближался к Максу спокойно, не имея даже мысли, что русский солдат — а по форме он легко определил принадлежность неизвестного человека к армии — может повести себя как чеченец и открыть по нему огонь.

Макс на оклик обернулся. Увидел спешившего к нему милиционера. Понял — это конец. Финиш при выходе к последней прямой на пути к свободе. А может, нет? Одному менту, а тот, судя по всему, все же был один, его не взять. Валенок, которые в деревнях правят закон и порядок. Макс таких ни во что не ставил. Да и терять ему уже было нечего — расклад позволял брать взятку.

Макс развернулся на левой пятке и оказался лицом к лицу с приближавшимся милиционером. Левой рукой подкинул в воздух курицу. Та отчаянно закудахтала, замахала крыльями и опустилась на забор, ограждавший от дороги ближайшую усадьбу.

Это на мгновение отвлекло внимание Малярова, и Макс, воспользовавшись этим, рванул спусковой крючок.

Автомат дернулся в руках, плеснул бледным пламенем.

Маляров на какие-то доли секунды застыл на месте, потом, даже не взмахнув руками, не вскрикнув, наклонился и левым боком упал на землю.

Дверь ближайшего дома распахнулась, на крыльцо выскочила простоволосая женщина в белом платье, увидела, что произошло — стоявшего с автоматом в руках солдата, Малярова, упавшего головой в придорожную канаву, и заголосила, захлебнулась криком, полным ужаса:

— Ой, убили! Убили!

Макс поудобней подхватил автомат и побежал к причалу, на котором оставил моторку.

Он стал спускаться по пологому склону, поросшему мягкой гусиной травкой, но вдруг увидел, что на подмостках небольшого причала, метрах в тридцати от места, где он пришвартовал свое суденышко, копошатся два рыбака. Они только что подошли к берегу, успели выбраться из лодки, привязали ее чалкой к столбику и выгрузили часть имущества на помост.

Когда простуженно простучал автомат на сельской дороге, оба рыбака подняли головы и увидели бежавшего к причалу солдата. Тот, в свою очередь, заметил их и на бегу перенацелил автомат стволом к реке.

Стрелять Макс сразу не стал, хотя и щадить людей, оказавшихся на его пути к отступлению, не собирался. Он лишь хотел подойти к ним на короткую дистанцию, чтобы полоснуть по рыбакам метров с десяти, не больше. Все равно уйти из-под его прицела этим двоим было некуда.