Живым приказано сражаться

– Таким образом, у вас была возможность запомнить многих агентов, которых там готовили. И пленных – тоже. Кстати, сколько пленных привезли вместе с вами?

– Человек двенадцать.

– Вы всех их знаете? В лицо, пофамильно?

Романцов затравленно взглянул на Беркута, потом незаметно покосился на Отаманчука. Только теперь он по-настоящему понял, что его проверяют. Причем довольно основательно.

– Ни одного. Нас собрали из разных бараков. Сначала отбирали для работы в Германии, а потом вдруг…

– С виду вы не силач. Но вас тоже отобрали…

– Силач не силач, а на здоровье не жалуюсь. В Германию, как вы понимаете, не просился. Отбирали врачи.

– Итак, вас было двенадцать… Если бы сейчас кто-нибудь из этих пленных оказался здесь, в этой землянке, вы бы узнали его?

– Это что, допрос? – спросил Романцов, обращаясь уже не к Беркуту, а к Отаманчуку. И сразу же оглянулся на Крамарчука. Тот сидел у двери, как раз у него за спиной, и это заставляло Романцова нервничать.

– Отвечайте на вопросы командира отряда, офицера Красной Армии, – сдержанно ответил Отаманчук. – Для этого вас и пригласили сюда.

Несколько минут длилось напряженное молчание. Романцова оно тяготило, пожалуй, больше, чем допрос.

– А что, собственно, произошло? – вопрос он задал довольно спокойно. Очевидно, поверил в то, что никаких ненужных ему свидетелей у Беркута нет.

– Вы очень кстати задали этот вопрос, – сразу оживился Беркут. – Дело в том, что нам понадобилась ваша помощь.

– Кто-то выдает себя за пленного из нашей группы?

– Совершенно верно. К отряду «Мститель» прибился один человек. Который также утверждает, что он из пленных, правда, не из вашей группы. Фамилия его – Петраков. Есть подозрение, что он из отряда «Рыцарей Черного леса», того самого, что базируется в цитадели.

– Не может быть! – возразил Романцов. – Немцы ведь знают, что я бежал. Если бы этот человек в самом деле был их агентом и тренировался в крепости, его бы сразу отозвали.

– Логично. Вы сообразительный человек, – улыбнулся Беркут. – Но ведь ваш побег не планировался. А отозвать агента из партизанского отряда не так-то просто. Словом, к чему гадать? Пока вы здесь, у нас есть возможность проверить его. Надеюсь, вы понимаете, какую услугу окажете всему партизанскому движению, если сумеете опознать агента.

– При чем тут услуга?! – облегченно вздохнул Романцов. – Это мой долг. Где этот партизан? Покажите его. Знаете, я было подумал, что вы снова начали проверять меня, поэтому возмутился: «Сколько можно?!» Я ведь уже ходил с партизанами на операцию и стрелял вместе со всеми… Словом, хочу, чтобы и впредь меня проверяли в бою. А вы тут создали целую контрразведку.

– Ничего не поделаешь, – вмешался Отаманчук. – Против нас вон какие службы действуют: абвер, гестапо, СД, сигуранца, полиция, полевая жандармерия… Одни названия чего стоят!

– Конечно, конечно, – сразу же согласился Романцов. – Понимаю, действуем в тылу врага. Здесь нужна бдительность.

– Именно потому, что действуем в тылу, вы сдадите сейчас свое оружие и подождете в одной из землянок, – вновь улыбнулся Беркут, на этот раз совершенно доброжелательно. – Сержант, проводите партизана Романцова.

– Но оружие зачем сдавать?

– Так решено.

Романцов и Крамарчук вышли. Оставшись вдвоем, Беркут и Отаманчук какое-то время молчали, думая каждый о своем.

– Ну, как он тебе? – спросил, наконец, Отаманчук.

– По меньшей мере одну ошибку он уже допустил. Однако подождем часик-другой, пока появится Петраков.

– Я послал за ним железного парня. Тот доставит вовремя.

28

Вернувшись в крепость, Штубер прежде всего позвонил шефу гестапо. Тот еще был у себя и, казалось, даже обрадовался, услышав голос командира отряда особого назначения.

– Только что мне сообщили, что в Залещиках…

– Да, господин штурмбаннфюрер, – перебил его Штубер, воспользовавшись небольшой паузой. – Это моя акция. Ею мы начали большую операцию под кодовым названием «Тевтонский меч».

– Довольно воинственно, – живо отреагировал Роттенберг. – Что же это была за акция?

– Обезвредили Лесича…

– Связного Беркута? Зачем?!

– Пытались взять живым. Но старик предпочел самоубийство. К сожалению, мои люди не смогли ему помешать – сгорел вместе со своим домом. Кроме того, было расстреляно нескольких лиц, активно сотрудничавших с партизанами.

– Ну вот, наконец, и вы по-настоящему взялись за дело, гауптштурмфюрер.

– После беседы с вами, – Роттенберг не уловил в его словах иронии. – Кстати, всю эту большую операцию, а, стало быть, и отдельные ее акции мой отряд проводит совместно с гестапо. Я верно понял смысл нашего недавнего разговора?

– Именно так, гауптштурмфюрер. Можете рассчитывать на полное содействие моих сотрудников. А уж мы поднимем на ноги и абвер, и полевую жандармерию… Да, кстати, потери у вас есть?

– В перестрелке с Лесичем погиб один полицейский. У меня такое впечатление, что эти болваны из местной полиции представления не имеют, как вести себя в бою. Самое большое удовольствие для них – подставить лоб под первую же партизанскую пулю.

– Один убитый полицейский – это не потери. Тем более что он не входил в состав вашего отряда.