Живым приказано сражаться

— Надо отползти, — порывисто сопел ему на ухо сержант. — Я их тесьмой подорву. А Мария отдышалась. В пещерке она. Ну здесь, рядом, в пещерке.

Огромным усилием воли Громов заставил себя оттолкнуться спиной от влажного известняка и, где поддерживаемый, а где бесцеремонно подталкиваемый Крамарчуком, тоже пополз за выступ.

— Две гранаты, командир. Козырные. Или — или… — почти хрипел над ним Крамарчук. — Но, думаю, прорвемся.

— Где остальные? Остальные бойцы где?

— Какие остальные? Бредишь, что ли? Трое нас осталось. Лучше помолись гранатам. Только бы хорошо рванули, ни любви им, ни передышки.

— Да рванут они. Должны, — бесшабашно как-то ответил Громов, почувствовав наконец, что к нему возвращается сознание, а вместе с ним и уверенность. — Действуй, сержант, действуй. Не тяни.

В голосе лейтенанта вдруг настолько четко зазвучала командирская нотка, что Крамарчук не сдержался и ответил: «Есть!» Хотя субординацию он не очень-то соблюдал даже в первые дни их службы в доте, когда Громов по-настоящему нажимал на дисциплину.

— Только надо за пролом… Здесь нас иссечет.

Громов пролез первым и уже затем помог пробраться Крамарчуку. Теперь Андрей чувствовал себя неловко за то, что на несколько минут умудрился потерять сознание. А ведь не должен был. Физически он в общем-то крепче Крамарчука. Это все ранение в голову… Ранение и удушливые отсеки. Они сделали свое дело.

Слабая струйка воздуха, поддерживавшая их в той, большой пещере, сюда, за пролом, теперь уже почти не доходила. Наверно, мешали вставленные в трещину гранаты. Дышать сразу же стало тяжелее.

— Мария! Где ты?

— Здесь… — то ли вздохнула, то ли простонала медсестра. Но лейтенант так и не понял, откуда исходил этот стон.

— Во спасение души, командир. Отсалютуем напоследок.

Взрыв показался Громову таким мощным, словно взорвались не противопехотки, а двухсоткилограммовая бомба. Вместе с воздушной волной сотни каменных и металлических осколков ударили в выступ, за которым они притаились, в своды их укрытия, смертоносным смерчем пронеслись над головой.

— Живы? — первым опомнился лейтенант, когда пыль и гарь немного развеялись.

— Во спасение души, командир. Мария, ты где?

— Вроде легче… — тихо ответила медсестра. И только теперь Громов понял, что она пряталась чуть дальше от них, в небольшой нише. — …дышать легче. Может, это кажется?

— Сейчас посмотрим, — поднялся Громов. Но как только тронулся с места, сразу ощутил боль в икре левой ноги. «Неужели осколок?! — почти с ужасом подумал он. — Когда ж он успел, сволочь? Да нет, — успокоил себя, — не должен был. Царапина, обычная царапина. Порода здесь на редкость мягкая, не то что в районе дота. Это нас и спасло: осколки почти не рикошетили».

— Погоди, комендант, свечу зажгу.

Однако ждать Громов не мог. Скользя по каменной крошке, он на ощупь пробирался к новому пролому, на который его выводила струя все того же сыроватого, отдающего прелостью, воздуха. Вот и стена. Споткнувшись о камень, лейтенант буквально упал на нее, но успел ухватиться руками за рваные края пролома. И раны-ссадины на пальцах не в счет. Лихорадочно ощупал проход. Узкий, слишком узкий! Вряд ли в него можно будет протиснуться, но все же…

— Что там? — возник у него за плечом Крамарчук.

— Не пройдем. Но дальше вроде посвободнее. А вообще-то нам «везет»: из одного склепа в другой.

— Давай попробую, — взволнованно зашептал на ухо сержант. — Авось проползу. По-змеиному.

— Неплохо бы…

Однако после третьей попытки прорваться через пролом сержант зло выругался и осел у ног лейтенанта.

— Еще бы одну гранату. А лучше бы — лом. Ведь слой-то небольшой: взломать его — и прорвемся. Но лом остался где-то там, позади. Искать надо.

— Может, мне попробовать? — Громов даже не заметил, когда Мария успела подойти к ним.

— Не торопись. Еще неизвестно, что там, за проломом.

— Неизвестно? Значит, нужно узнать, — лейтенанта Мария буквально оттолкнула, Крамарчуку приказала не путаться под ногами и начала осторожно ощупывать пролом.

Мужчины напряженно молчали, ожидая ее решения. Она была потоньше их обоих и, конечно, могла бы разведать, что скрывается за этой стеной спасения.

— Ну что? — не выдержал наконец Крамарчук. Молчание Марии казалось ему пыткой. — Рискнешь?

— Можно попытаться. Только жаль, одежду изорву.

— Ага, на танцы не попадешь. Не в чем будет. Пробуй, красавица, пробуй, платье мы тебе потом подберем.

«Автомат… Где автомат? Нужно попытаться короткими очередями сбить эти выступы», — лихорадочно соображал Громов, понимая, что даже если Мария пройдет через пролом, это проблемы не решает. Они-то останутся по эту сторону. Ну, а думать о том, что, этот пролом ведет в еще одно небольшое намертво закрытое подземелье, что это пролом в никуда, ему просто не хотелось.

— Что там у тебя? Чего застряла? — доносились до него вместе со струей живительного воздуха хриплые слова Крамарчука. — Ага, бедра, говоришь?! Кто ж виноват, что ты такая бедрастая? У меня такая же… была, — с грустью добавил он. — Кормил, кормил, а она только в бедрах и раздавалась.