Жизнь адмирала Нахимова

– Уже не Юрковский, Григорий Иванович. Юрковский убит. Его заменил капитан 1-го ранга Керн. – Ах, бедняга! Что же с семьёй будет, Павел Степанович? Десять детей у него.

– Много сирот, друг мой. Семья моряков о всех заботится.

– Кажется, скоро, Павел Степанович, немного останется в этой семье.

– Не все ляжем. Не все. Вы ещё поплаваете, не сомневайтесь.

Адмирал молча прохаживается по шканцам. Сейчас бы в море, идти бесконечным океаном, как в молодости. У борта расплавленные потоки в золоте и серебре, воздух нежит и лелеет, солнце в пурпуре уходит за горизонт. А ночью, под свежим ветром, в темноте хлынет пронзительный свет луны на паруса, и корабль вспенит зелёную сверкающую волну…

Частый ружейный огонь на берегу выводит его из мечтаний. В полутьме опоясывается огнём парижская батарея.

– Ну-с, давайте сигнал к бою, Григорий Иванович. Поддержите Корниловский бастион.

Он спускается по трапу, когда орудия пароходов начинают палить по Киленбалке.

Генерал Мейран, командующий французской дивизией в Киленбалке, ошибочно понял прекращение артиллерийской подготовки за сигнал к атаке. В то время как другие колонны ещё устраиваются и ждут приказа главного французского командования, он выводит свои батальоны ко 2-му бастиону. Перекрёстный ружейный и картечный огонь останавливает порыв его войск. В тридцати шагах от рва солдаты рассыпаются. Только получив подкрепления и поддержку своих батарей, они повинуются приказу Мейрана начать вторую атаку.

Павел Степанович поспевает на бастион, когда гвардейцы Наполеона III с штурмовыми лестницами и фашинами снова вскакивают перед рвом, и опять частая картечь косит их ряды. Они бросают лестницы и окончательно отступают в Киленбалку.

С этой радостной вестью адмирал спешит на Малахов курган. Уже светает. С английской ланкастерской батареи брызжет струя белого огня и поднимается сноп сигнальных ракет. Они рассыпаются разноцветными огнями, а выжженная серо-жёлтая степь покрывается красными мундирами англичан и синими куртками французов. Первые лучи солнца ярко освещают пёстрые колонны, идущие на штурм под звуки рожков.

На Малаховом всё смолкло. Прикрытие батарей выросло грозной сплошной стеной штыков на банкетах. Артиллеристы ждут сигнала. Керн, козырнув Павлу Степановичу, машет рукой сигнальщику. Боевой флаг поморскому взвивается над башней кургана, и сразу весь грузный холм опоясывается огненной лентой. Картечь рвётся в колоннах наступающих, а они всё в большем и большем числе выходят из своих траншей.

Но первая колонна, не дойдя и сотни шагов до кургана, принуждена повернуть назад: немыслимо выдержать частый ружейный огонь севастопольских штуцерников. Вторая колонна заваливает ров и взбирается по склону вверх, но её сбивают штыками. Она убегает, оставляя на отлогости кургана и в волчьих ямах сотни тел.

Англичане против 3-го бастиона также отражены. Лишь через батарею Жерве части штурмующих прорываются на Корабельную слободку. Но здесь они принуждены стать обороняющимися. Хрулёв лично становится во главе роты севцев, к нему присоединяются подносчики патронов, артельщики и кашевары. И защитникам Севастополя быстро сдаются сотни неприятелей, возмечтавших о себе, что стали хозяевами Севастополя. Покончив с окружёнными полками французов, Хрулёв так же успешно атакует батарею Жерве и вновь занимает её.

Павлу Степановичу не пришлось побывать в деле. Ещё нет семи часов утра, а союзники по всей линии вынуждены признать свою неудачу и поднимают парламентёрский флаг для уборки убитых и раненых. Их потери – семь тысяч солдат и офицеров.

На плоской крыше Библиотеки князь Горчаков смахивает старческую слезу и жмёт руки приехавшим к нему с докладом генералам.

– Ах, Павел Степанович, вы были правы! Об оставлении Севастополя теперь не будет речи.

– Прислушайтесь, князь, к тому, что говорят солдаты, – отвечает Нахимов.

– Да, да, что говорят наши богатыри, адмирал?

– Небось присмирел француз! Сбили, видно, спесь-то. Почаще бы его так угощать.

И Павел Степанович пытливо смотрит на главнокомандующего.

– Наступать, ваше высокопревосходительство, непременно наступать, вмешивается Хрулёв.

– Как генерал сказал давеча: "Благодетели мои, вперёд!" – так рванулись, боже мой!.. сапоги снимали, чтобы догнать. Насилу удержали, ну, просто умолили вернуться в укрепления, – рассказывает Керн.

– От Малахова ловко отбросили, – вспоминает с удовольствием Хрулёв.

– Я думаю, я думаю, господа. Всё надо учесть, – бормочет Горчаков. – Но прежде возблагодарим создателя, даровавшего победу православному оружию. Театрально князь закатывает глаза, театрально крестится.

"Наградила нас судьба главнокомандующим, – думает Павел Степанович, тот хоть не смешон был…"

Глава девятая и последняя Навечно в Севастополе

И опять опостылевшее зарывание в землю, взрывы скального грунта, бесконечное исправление разрушений, замена разбитых неприятелем орудий и установка новых батарей по большому плану довооружения Корабельной стороны.