Жизнь Аполлония Тианского

34. Аполлоний оставался в Спарте некоторое время после Олимпийских игр, пока не кончилась зима, а с началом весны отправился на Малейский мыс, чтобы отбыть в Рим. Однако, когда он еще обдумывал это намерение, привиделось ему во сне, будто некая женщина, ростом высокая и годами ветхая, его обнимает и просит, чтобы он навестил ее прежде, чем уплывет в Италию, ибо она-де кормилица Зевса — а на голове у нее был венок, в коем было сплетено все земное и все морское. Он поразмыслил о вышеописанном видении и решил, что надобно ему прежде плыть на Крит, почитаемый кормилицей Зевса, ибо там был он рожден, — а что до венка, то он вполне мог означать и какой-либо другой остров. У Малеи стояло несколько кораблей, готовых плыть на Крит; и вот Аполлоний взошел на корабль, достаточный для его общества — а обществом называл он своих товарищей и их рабов, ибо не пренебрегал и последними. Итак, он поплыл в Кидонию, а затем в Кносс, ибо спутники его желали увидеть Лабиринт, который там показывают и в котором, сколько я помню, содержался некогда Минотавр. Аполлоний им это позволил, однако же сам отказался смотреть на Миносовы непотребства и отправился в Гортину, стремясь добраться до Иды. Наконец, побывавши на Иде и повстречавшись с тамошними богословами, пришел он в Лебенейский храм — это святилище Асклепия, и как вся Азия сходится в Пергаме[175], так и здесь сходится весь Крит, да и многие ливийцы приплывают, ибо Лебеней обращен к Ливийскому морю и почти соседствует с Фестом, где малою скалой сдержаны великие волны. Говорят, что храм назван Лебенейским по пристройке, выступ коей похож на льва — такие сходства нередко присущи сочетаниям камней, — а по преданию это и есть один из львов, древле впряженных в колесницу Реи. Вот здесь-то Аполлоний и беседовал однажды около полудня с многочисленными служителями храма, как вдруг остров вздрогнул от землетрясения: загрохотал гром не из туч, но из-под земли, а море отступило почти на семь стадиев, и народ испугался, как бы отлив не смыл храм и не увлек за собою людей. Аполлоний изрек: «Мужайтесь, ибо море породило сушу». Собравшиеся решили, что он говорит о согласии стихий и о том, что море-де никогда не совершит насилия над землею, — но через несколько дней какие-то пришельцы из Кидонийской области принесли известие, что в тот самый день и в тот самый полдень, когда случилось землетрясение, в проливе между Ферой и Критом из моря появился остров[176]. А теперь, не тратя долгих слов, перейдем к тому, что свершил Аполлоний в Риме, после отъезда с Крита.

35. Нерон не терпел философов: ему казалось, будто они рассуждают о пустяках, а втихомолку занимаются волхвованием, — и вот, наконец, всех носящих рубище поволокли в суд, ибо рубище было сочтено колдовским нарядом. О прочих говорить не стану, но вавилонянин Мусоний, доблестью уступавший лишь Аполлонию, был заключен в узилище за свою мудрость, пребывал там в опасности и, кабы не телесная его сила, так и умер бы в кандалах.

и как повстречал он близ Ариции Филолая, и какой вышел у них спор, и как иные ученики Аполлония поддались страхам Филолаевым, а иные остались тверды (36—38) и вместе с учителем своим явились в Рим (39)