Жизнь Артемия Араратского

Господин С., по-видимому, весьма худо удовлетворил сделанной ему доверенности. Занимаясь только своею величавостию и оскорбляя ею даже своих товарищей, природных русских офицеров, он, так сказать, был обворожен мнимым уважением к нему хитрого хана и свиты его и столько прельщался названием А. Б., персиянами ему присвоенного, что даже допустил хана сделать предварительное к бегству распоряжение, и когда уже оно приведено было в действие, то позже всех мог он сие приметить. Что хан не в одну минуту и не на том самом месте вздумал удалиться, то вероятность сего видна из следующего: когда казаки окружили деревню и отыскивали в ней хана, то вдруг с трех сторон по трое поскакали в разные стороны. — Казаки не знали, куда броситься, ибо ни лошади ханской, ни того платья, в которое он одевался, находясь в войске, ни на ком не было приметно. Наконец, бросились преследовать наудачу. Казаки сделали больше, нежели по справедливости можно было от них требовать, судя по отличной быстроте персидских лошадей: они поймали и привели две партии, т. е. шесть человек, но третьей не достигли и даже следов не могли узнать, и в сей-то счастливой партии находился хан.[97]

Г-на С. тотчас приказано было арестовать, опечатать его имущество и приставить к нему караул, с тем чтоб, кроме русского языка, ни на каком другом ни с кем не говорил, а о том, что будет говорить, каждодневно рапортовать дежурному полковнику. — Лошадей его также отобрали, а я остался свободным. — В сей день войску надлежало бы войти на гору и дойти до источника Гурт-Булага (что значит волчий источник), но главнокомандующий дал повеление остановиться и отыскивать хана, однако же все поиски остались тщетны.

Г-н С. до сего случая на марше, когда случалось проходить мимо или близко селений, посылал пьяных своих рыцарей к жителям с повелениями дать для него все нужное, как-то: вина, пшена, хлебов и прочих съестных припасов и фуража для лошадей, объявляя при таковых случаях, что он такой-то знаменитый человек и главное то, что хан, как говорил он, находится у него в полной власти. — Армяне и персияне, в самом деле считавшие его за такового, каким он себя выдавал, несли к нему всячину. — Рыцари его при сем не забывали и себя и как посланники наперед были угощаемы до беспамятства и путь свой продолжали в полном удовольствии и изобилии, будучи без просыпу пьяны.

В таком состоянии по крайней мере могли они считать себя не вовсе лишенными того счастия, какое обещал им С., а я, бедный человек, не зная себе покоя, едва не умирал с голода. — Как скоро С. заарестовали, {По общему обвинению С., сколько мне было известно, состояло в том. Первое: что он худо наблюдал за поведением хана и не токмо не старался проникать в намерения, но даже и действия его оставлял, по-видимому, без примечания. Второе: что, зная свойство персиян, ни сам не принимал осторожных мер, ни же предварил о том начальство и допускал хана поступать слишком свободно. Третие: что он, как всеми примечено, занимался только пиршествами и чрез то допустил себя быть обольщенным мнимою веселостию хана и что вообще упустил свою обязанность. Впрочем, много еще и кроме того говорено было.} то они тотчас его оставили и разбрелись в разные стороны. Я же, напротив того, видя его от всех оставленным, забыл все мои огорчения, нужды и стеснения и по христианскому учению, что за зло должно платить добром, решился не оставить его до тех пор, пока он не освободится или не кончится его дело. — Пришед к нему при переводчике, объявил ему мое сожаление об его несчастии и готовность к его услугам, объяснив притом ему все, что дает мне справедливое право быть им недовольным и что я забываю то единственно для его несчастия.