Жизнь без головы

Бог сам — архинезнающий! Бог (или как ни назови того или ту, кто есть Ничто, Источник, Осознание, Бытие) не может понять, как возник сам, как вытянул сам себя из пустого несуществования, как пробудил себя из глубочайшего сна, из долгой ночи без сновидений. Понять себя — значит стать ниже себя в бесконечной и бессмысленной деградации. Абсурдное и саморазрушительное искажение! Ему нравится быть для себя загадкой: Бог, вечно оценивающий сам себя, страдал бы вечной скукой. И это божественное неведение — ничуть не недостаток его природы. Совсем наоборот: именно по этой причине он всегда восторженно поражен самим собой, вне всякой меры. Это причина его смирения, настолько превосходящего человеческое, его трепета перед лицом собственного невыразимого великолепия, его головокружения, когда он вглядывается в собственные бездонные глубины. (Только мы, посредственные человеки, достаточно тщеславны, чтобы претендовать на Бытие как на наше естественное право, как будто дело уже в шляпе и должно восприниматься как само собой разумеющееся, как будто нам его регулярно подают на завтрак!) И когда наконец наша глупая претенциозность изнашивается, это абсолютная причина не только для нашего обожания его, но и для неограниченного доверия и оптимизма. После этого изначального и единственно реального Чуда, разве могут остаться невозможные чудеса? Все возможно для Того, кто достиг Невозможного. Тот, кто обладает великим знанием — знанием и незнанием того, как быть, — не дурак. Его мир не сбился с пути. Все хорошо.

3. Теперь мне слегка за тридцать, и я уже «потерял голову». В результате мое детское и юношеское благоговение перед Существованием начало принимать новое измерение. Я с удовольствием натыкаюсь на ясные и вдохновляющие слова Святого Хуана де ла Круса: «Те, кто знает Бога лучше всех, яснее всех осознают, что он совершенно непостижим». Это приводит к ошеломляющей мысли: то, что придает ценность нашему знанию его (как совершенно непостижимого), делает его истинным знанием, — это на самом деле его знание самого себя, продолжающееся в нас. Ведь мы поражены и потрясены чудом Самосотворения не как эти маленькие, непрозрачные, наделенные головой, слишком человеческие существа, а как сам Само-Создатель. (Нет, мы не тешим себя иллюзией собственного величия! Напротив, мы отклоняем как смехотворные все наши притязания наличную божественность. Настоящее высокомерие, сущее святотатство — притворяться, что это человеческое существо как таковое может взойти на головокружительные вершины, с которых виден Бог, не говоря уже о главном обмане, что это человеческое «существо» само по себе обладает каким-либо существованием отдельно от Единственного, кто есть.) Чрезвычайно важно (а также бесконечно возвеличивающе и смиряюще), что наш изумленный восторг от его достижения — не что иное, как его собственный изумленный восторг — только истинное, а не его отражение или даже участие в нем. На этом уровне какие могут быть другие, чтобы разделить с ним это достижение?

4. И вот на меня вдруг снисходит высшая (и наконец-то совершенно очевидная) истина. Самовозникновение — не невозможный подвиг, совершенный кем-то другим где-то далеко как-то раз давным-давно, а происходит прямо здесь и сейчас! Эта Невозможность непрерывна, неистощима и присутствует всегда. Здесь, в этом презираемом, по слухам крошечном и незаметном месте, предположительно заткнутом головой, — здесь, будто в первый раз (опустить «будто») разворачивается вся неистово экстравагантная драма Самосозидания во всем ее нетронутом чуде, в этот самый миг! Прямо здесь и сейчас это умопомрачительное чудо — этот выкрик «Я есть!» — мой выкрик — это мое чудо, мое Я. Я должен принять это во внимание. Прямо здесь и сейчас я больше не могу избегать ответственности за саму Есть-ность, не говоря уже обо всем, что есть.

Если в самом центре моей вселенной находился некий сгусток — маленький, чрезвычайно личный ящичек, до краев набитый нервной тканью и процессами, — было бы безумием предполагать, что такой крошечный объект может заключать в себе космос, его источник и всю загадку Бытия! К счастью, я осознаю — можно сказать, что это безголовое Место само осознает, — что как абсолютно незагроможденная и бесконечно растянутая Осознанность, оно идеально подходит для этого грандиозного задания. Это для него самое подходящее дело. Более того, я убежден, что это самое крошечное и самое великое, самое скрытое и самое доступное, самое близкое и хорошо известное и совершенно неизвестное место включает в себя много больше — неизмеримо больше — сюрпризов, невообразимо чудесных. Кто бы мог подумать, что потеря одной головы приведет к обретению целой сокровищницы?