Жизнь Большой Реки

Лодок у него было несколько, все плоскодонки, сколоченные довольно топорно из грубых досок. Этот тип лодок лучше всего подходит для местных условий. Компадре выбрал две из них, которые меньше протекали. В каждой могли разместиться несколько человек вместе с собакой. Лодки были снабжены веслами и крепкими шестами, чтобы отталкиваться. Я вытаращил глаза, увидев, как хозяин выносит на берег небольшой подвесной мотор. Неужели цивилизация распространяется так далеко?

Кроме нашей четверки и компадре с нами собирался плыть еще его напарник Адальберто, длиннорукий худой негр. Он пронзительно свистнул, и я наконец увидел знаменитых собак.

Затрудняюсь сказать, какой породы были эти пять жалких скелетов. Какая-то помесь борзых с крысами. Короткая вылинявшая шерсть, выцветшие, почти прозрачные глаза без всякого выражения, уши в струпьях, все тело усыпано насосавшимися крови клещами и покрыто шрамами от старых, а то и совсем свежих ран, полученных при схватках в лесу. Вицек проворчал с сомнением:

— На три четверти они уже подохли…

Собаки не проявляли никакого энтузиазма. Они просто послушно явились на свист. Адальберто, хватая собак за хвосты и уши, покидал их в лодки, где они немедленно свернулись в клубки и заснули.

Кроме собак в лодки бросили гамаки, нашу палатку, несколько одеял, непременный тагап и столь же непременный чайник. Со стены ранчо компадре снял два старых винчестера. Старых? Пожалуй, даже допотопных. Это были пятизарядные карабины калибра 44, сделанные еще в прошлом веке и уже проеденные ржавчиной. По меньшей мере музейные экспонаты. Однако старый винчестер такой марки весьма ценится в сельве, где при видимости в несколько шагов не приходится стрелять в далекую цель. Свинцовая пуля калибра 44 имеет значительную убойную силу.

Но не все оружие у компадре выглядело столь архаичным. Я убедился в этом, когда он вышел из дома, застегивая широкий кожаный пояс с кабурой, из которой торчал кольт калибра 45. Даже сам пояс с шеренгой засунутых в кармашки патронов смотрелся очень неплохо, а уж револьвер, вычищенный, блестящий, смазанный, представлял и вовсе необыкновенную ценность для своего владельца. Компадре им даже хвалился:

— Взгляни-ка, Янек, он похож на твой!

Всех нас хозяин называл «компадре». Все мы были «кумами». Только Янека он величал по имени, причем в голосе его слышалась нотка сердечности, не лишенной и уважения.

Из продовольствия компадре взял с собой мешок с маниокой, увесистый мешочек соли, немного йербы и жестяную банку с каким-то топленым жиром. И ничего больше. Заметив наше недоумение, он пояснил, хитро прищурившись:

— Еда ходит по лесу и плавает в роке. С голоду не умрем.

И тут же добавил повелительным тоном:

— Но помните, что собакам давать ничего нельзя. Они должны заработать еду, добыть ее. Иначе они никуда не будут годиться.

Так началась длинная вереница дней и ночей, проведенных с бразильскими охотниками на Игуасу. Я отношу их к самым ярким, самым интересным в моей жизни.

_{И РЕКА ИГУАСУ, И ВСЕ ЕЕ САМЫЕ МАЛЕНЬКИЕ ПРИТОКИ ПРОТЕКАЮТ ЧЕРЕЗ ГУСТЫЕ ЗАРОСЛИ В ЗЕЛЕНЫХ ТОННЕЛЯХ}

Мы спускались по течению туда, где в Игуасу впадает Сан Антонио. Огромная, загадочная Игуасу то сужалась, то снова раздвигала берега на километровую ширину. Вода здесь была чистая, кристальная, ничем не напоминающая мутного потока Параны[21]. Временами она казалась почти стоячей, а временами бешено неслась по быстринам. На некоторых участках мы пользовались удобным способом передвижения: за кормой первой лодки начинал пыхтеть подвесной моторчик, а вторую лодку тащили на буксире. Это означало, что компадре временно отказывается от охоты, позволяя моторчику тарахтеть и распугивать дичь. Иногда лодки разъединялись и двигались на веслах вдоль правого и левого берегов под нависшими зелеными степами, где мы искали места водопоев.

Среди быстрин компадре отыскивал одному ему, пожалуй, знакомые проходы (один раз недалеко от берега, другой раз почти на середине реки), подводил лодку прямо к границе вспененного потока и бросал короткий приказ: «В воду!» И тогда мы прыгали за борт, а в лодке оставался только рулевой, стоявший на корме и правивший с помощью длинного багра. Держась за борта по обе стороны лодки, погрузившись по пояс или даже глубже, дружными усилиями мы поднимали нашу посудину и перетаскивали ее над пенящейся белизной водного порога. В воду мы прыгали с верой в непогрешимость компадре, прыгали в чем были — в одежде или нагишом, но всегда в сапогах. Они спасали ступни от острых граней подводных камней, помогали найти на дне более надежную точку опоры.

Берега всюду были скрыты плотной зеленой стеной леса. Кроны высоких деревьев бросали на воду тень. С них свисали лианы толщиной с корабельный канат или тонкие, как шелковая нить, создавая своеобразную фантастическую декорацию.