Жизнь Большой Реки

Горячий ветер приносил ароматы незнакомых цветов. Тучи то обрушивали на нас тропические ливни, то открывали ядовито-жгучее солнце, и одежда высыхала в одно мгновение. Жара, правда, докучала, но не угнетала, действие ее смягчалось зеленым матрацем, по которому вилась река.

Ни следа человека, ни единой живой души! Но я вынужден тут внести поправку. В один из первых дней нашей экспедиции за поворотом реки показались головы каких-то животных, плывших по течению, одна спереди, четыре других за ней. Плыли они очень быстро, похоже было, что они за кем-то гонятся. Компадре молниеносно вскочил на ноги и стал присматриваться. Вскоре появилась лодка, в которой сидело двое каких-то людей. Один человек греб изо всех сил, другой, стоя на носу, держал в руке нечто такое, что напоминало длинную жердь. Лицо компадре застыло в напряжении, как у притаившегося зверя, потом по нему расплылась широкая улыбка, и наш друг заорал во всю глотку:

— Титооо! Тииито!

Стоявший на носу лодки мужчина махнул рукой, не обращая на нас внимания. Видимо, он был слишком поглощен плывущими перед ним головами.

— Не гребите, подождем, пока лодка приблизится. Это Тито, человек расчетливый. Увидите, как он охотится на Игуасу.

Плывшие поперек реки сносимые течением животные были уже довольно близко: впереди большая серна, за ней — собаки. Через минуту собаки обогнали козла, отрезав ему путь к берегу. Вскоре подошла лодка, и я смог разглядеть, что принятое мною за жердь оказалось длинным копьем, оканчивающимся тройным «нептуновским» острием. Дикий торжествующий крик — и трезубец пронзает хребет козла. Резкий рывок лодки, вода вскипает, но добыча не срывается. Втащить ее в лодку уже не составляло труда. Мы подплыли ближе, и вот лодки столкнулись бортами. Плавающих вокруг собак охотники вообще не замечали. Через минуту псы поплыли по течению, держа курс на выступающие из воды камни. Оттуда громким лаем они стали словно чего-то требовать.

— Буэно венадо![22] — заявил компадре, рассматривая здоровенного козла. Помолчав немного, он будто нехотя бросил в сторону приглядывавшегося к нам охотника: «Это хорошие люди, Тито…»

Только тогда тот, которого звали Тито, выдернул все еще торчавшее в убитой серне копье, что-то буркнул, обращаясь к компадре, и уселся в лодке. С удовольствием присматривался я к его живописной, высокой и плечистой фигуре. Под распахнутой рубахой видна была загоревшая до цвета бронзы тяжело вздымавшаяся грудь. Вокруг бедер — пояс с патронами и большим револьвером. На голове — шляпа из плетеной разноцветной соломки. Светлые, очень светлые глаза посматривали на нас недоверчиво. Он даже не поздоровался с нами. Компадре, обменявшись с ним несколькими словами по-португальски, пересел в его лодку, а нам велел плыть следом. Мы вместе высадились у камней и громко лаявших собак.

Не теряя ни минуты, охотник принялся снимать шкуру с серны. Я сообразил, почему такая спешка: собакам полагалась награда. Из «педагогических соображений» дать ее нужно было немедленно.

Удивительное дело: наши собаки, поначалу возбужденные криками и всем тем, что происходило на реке, сейчас с величайшим равнодушием улеглись спать. По-видимому, это сказывался местный собачий кодекс: не я добывал — не мне принадлежит.

Интересно было следить за движениями охотника, поражала их целесообразность, экономность, какая-то кошачья ловкость и вкрадчивость.

— Именно так я и представлял себе бразильского кабокло[23],— сказал мне Вицек. — Это великолепный экземпляр.

«Экземпляр», заинтригованный, по-видимому, непонятной речью, оторвался на мгновение от разделки туши и исподлобья посмотрел на Винцентия. Мне очень хотелось сфотографировать его, но, признаюсь искренне, я немного побаивался его реакции. Поэтому я обратился к компадре по-испански с просьбой, чтобы он справился у своего товарища, не будет ли тот возражать против… и так далее. Тито продолжал заниматься своим мясницким делом. И лишь тогда, когда собаки получили свои порции, в мгновение ока сожрали их и принялись вылизывать кровь на камнях, он выпрямился и заявил, глядя мне прямо в глаза:

— Так говорите уж по-польски. Моя фамилия Портновский…

В сельве ничему не следует удивляться или по крайней мере показывать свое удивление. От Портновского я узнал, что он внук колониста, прибывшего из Польши. Что отец его, родившийся уже в Бразилии, владеет участком земли под Куритубой. Вскоре мы распрощались. Они отправились вниз по реке, мы — вверх. Здоровенный кусок козлятины мы получили не потому, что оказались земляками; попросту одни охотники дали его другим, у которых еще ничего не было для вертела. Винцентий хотел вручить ему пачку хороших папирос, но он отмахнулся:

— Не нужно. Я курю только черный табак, нарезанный ножом…

Кто был спутник Бортновского, я не знаю. Не спрашивал. За все время он не произнес и слова.