Жизнь Большой Реки

Остров. На берегу — скалы. Словно нос корабля, рассекают скалы набегающую на них реку. Но с какой стороны этот остров обогнуть? Со стороны парагвайского берега или же лучше держаться аргентинского? На решение такого рода задач времени не очень много: течение несет нас отчаянно. Сколько раз бывало, что, выбрав неудачный вариант, мы оказывались в настоящей ловушке. Остров большой, проходишь мимо него спокойно и вдруг видишь, что река впереди начинает бурлить и пениться на подводных порогах, которые соединяют скальной грядой остров с берегом. Если быстрины грозят разбить байдарку, если не видно места, где можно было бы проплыть, что тогда остается? Повернуть назад и в поте лица грести против течения. Против такого течения! И плыть опять к началу острова, чтобы обойти его со стороны стрежня.

На отсутствие эмоций мы не могли жаловаться. Скучать было некогда. Такой капризной реки я за свою жизнь еще не видел. Спуск по ней можно без преувеличения назвать лихой ездой.

Но трудно найти и столь же красивую реку, как эта. Опасные быстрины и водовороты, сонное спокойствие глубоких заводей, карабкающиеся по высоким берегам первобытные леса, живописные острова и островки — все это вместе создает запоминающуюся картину, производит глубокое впечатление.

Мы начали плавание по Паране при низком уровне воды. Вдоль обоих берегов тянулись песчаные пляжи или скальные гряды. С выбором места для ночлега, с установкой палатки никаких хлопот не было. Потом где-то в верховьях обрушились тропические ливни, и нас догнала волна наводнения. Пропали не только гостеприимные пляжи, но и вообще весь берег. Вода поднялась до границы сельвы и вторглась в нее, так что вокруг была только вода и вздымающийся над ней зеленый матрац. Зачастую, прежде чем поставить палатку, нам приходилось вырубать и расчищать для нее место с помощью мачете. Темнота наступала быстро, переход дня в ночь занимал здесь меньше часа.

При устройстве лагеря мы четко распределяли обязанности. Высматривая подходящее место, заранее натягивали на себя пижамные штаны и куртки. Правда, это было довольно сомнительное средство защиты от москитов. Тот, кто отправлялся исследовать берег, если там были заросли, обязательно надевал высокие сапоги: мы испытывали почтение к змеям. Потом мы вдвоем расчищали место для палатки и решали, где будет «ночевать» байдарочка. После того как палатка была поставлена, один из нас принимался устраивать в ней «быт» и максимально удобные постели, а второй разжигал костер и готовил ужин. Все это следовало делать как можно быстрее. Нас подгоняли не только быстро наступавшие сумерки, но и москиты. Их здесь было гораздо больше, чем на Игуасу. Мы побаивались малярии.

Утром мы быстро укладывали все имущество в байдарку, торопясь отойти от берега и поплыть по реке, прежде чем начнет припекать солнце. Именно в эту пору начинали появляться м’барагуи — немилосердно жалившие микроскопические мошки. После их укусов вскакивали волдыри, прыщи, страшно опухали ладони и запястья. Однако на реке дышалось свободно.

После нескольких ночлегов сам собой установился палаточный ритуал. По неписаному нашему закону палатке всегда полагалось быть закрытой. Едва поставив ее, мы сразу же застегивали «молнию» на противомоскитном пологе. Влезавший или вылезавший из палатки должен был закрывать вход. В результате душными ночами мы могли спать, раздевшись донага, застрахованные от укусов москитов. Мы укладывались головами в сторону выхода. Я всегда лежал слева, Вицек — справа. Между нами помещались карабин и револьверы. На противоположной сетке висел электрический фонарь. Свои мелочи каждый держал при себе. В глубине палатки, в углу, стоял чайник с питьевой водой. Пили мы воду либо из родников на берегу, либо кипяченую речную, запарив ее йербой мате.

Пусть читатель не удивляется тому, что я сообщаю о таких мелочах и деталях. Во время долгого путешествия все это было для нас очень важным. Благодаря установленному порядку мы не тратили времени зря, каждый из нас знал, что ему делать, у каждого предмета было свое место, все, что требовалось, находилось под руками, мы могли спать спокойно. А ночной отдых, нервная разрядка после дневного напряжения и борьбы с капризами реки, был нам необходим.

Я вел что-то вроде судового журнала. Может быть, это слишком громкое название для тетрадочки с картами, немногословными записями. Пробегая их сейчас, я вижу, какими разными были тогда наши дни, какими не похожими друг на друга.

Запись: «Утром туман. Весь день туман. Ночуем там же».