Жизнь Большой Реки

В протоке, где я был пленен суресте, есть течение, и где-то она должна сливаться с Параной де лас Пальмас. Мне нельзя соблазняться более короткими, но незнакомыми путями, заплывать в небольшие речки и каналы, хотя бы они манили спокойной водой и были защищены от ветра. Лишь на открытых пространствах широкой Пальмовой Реки я могу быть уверенным в том, что выбрал правильный курс. Ведь мне предстоит грести в ночной темноте.

Мне трудно рассказывать о том, что происходило в течение этих долгих часов и что было, собственно говоря, попыткой, заранее обреченной на неудачу. Ничего необычного, ничего интересного не случалось. Я просто греб.

Я держусь поближе к берегу, который немного защищает от ветра, да и волны здесь меньше. Плыву вдоль густых, не кончающихся зарослей тростника и аира. Они кланяются, причесываемые ветром, и, кажется, посмеиваются надо мной, что я так медленно, так убийственно медленно продвигаюсь вдоль их зеленой колышущейся стены.

Время — величина измеряемая, а вот расстояние… Я готов утверждать, что километр километру рознь, во всяком случае, что пройденный на веслах против ветра должен быть длиннее, значительно длиннее!

Уровень воды в реке заметно падает, но недавнее наводнение повырывало в тихих заводях водоросли и водяные лилии, вынесло их на реку, а ветер собрал в плавающие букеты. Получилось что-то вроде островов из камалотес. Через некоторые из таких запруд мне приходится продираться, поэтому меня не восхищает ни сочная зелень, ни красота раскрытых бутонов.

Через несколько часов я выплываю на Парану де лас Пальмас. Узнаю ее сразу, это она — такая широкая! Счастье начинает мне улыбаться, дождь наконец-то прекратился, серый покров, висящий низко над головой, разорвался, время от времени проглядывает давно не виденная лазурь. Ветер тоже ослабел, хотя он все еще встречный. Я по прежнему плыву у берега, причем у правого берега, потому что утром именно с этой стороны должно быть устье реки Капитан, за которым начнется последний этап перед финишем.

Пока ветер был сильный, я греб без передышек. Сейчас могу ненадолго отложить весло. Байдарку уже не разворачивает, не несет против течения. Подкрепляюсь. Все сладкое: сладкие сухари, кусочки рафинада, сгущенное молоко в банке. Вода из реки. Ничего не поделаешь, гримасы можно позволять себе лишь тогда, когда есть выбор. Через несколько минут — снова за весло.

Вечер тихий. Все переменилось так же неожиданно, как и началось. Трое суток неистовствовал суресте, еще полсуток стихал. Но и агонию его я почувствовал довольно хорошо. Легкое двухлопастное весло кажется мне ужасно тяжелым. Да что там, даже руку поднимаю с трудом.

Вывожу байдарку ближе к середине реки. Течение в дельте слабое, но здесь оно все-таки сильнее, чем у берега. Холодно, но меня разогревает гребля.

За спиной погружается в воду багровое солнце. Пурпурно-золотой пожар охватывает всю западную половину неба. Похоже, завтра будет ветер. Неужели опять встречный ветер?

Красиво смотрятся стройные высокие пальмы на фоне гаснущего неба, будто нарисованные тушью китайские тени. Теперь я понимаю, почему эта протока Большой Реки называется Парана де лас Пальмас. Понятия не имею, тле нахожусь, сколько еще осталось километров. Буи исчезли. Однако помню, что по Паране де лас Пальмас не ходят большие суда. Отсутствие навигационных знаков подтверждает, что я плыву правильным путем.

Март, начало осени, продолжительность дня и ночи выравнивается. Сейчас ночи долгие, луна всходит поздно. Что из того, что небо вызвездилось, берега все равно не видно, вокруг мрак. Чтобы не потерять направление, отыскиваю берег. Правый, разумеется. Держусь поближе к его призрачной черноте и плыву, гребя чуть ли не на ощупь.

Похолодало так, что я вынужден натянуть еще влажный свитер. К сожалению, река начинает «дымиться», поднимается туман. Ничего не видно, абсолютно ничего. Темнота, тишина. Подремываю, ожидая луны. Я устал, очень устал.

Луны не вижу, скорее просто угадываю ее в трупно-желтом пятне среди мглы. Это дает мне исходные данные для моих «навигационных расчетов». Снова начинаю грести… Скучно? Нет, вовсе нет. Есть еще упрямство и даже задорное любопытство: что из всего этого получится?..

Понимаю, как хорошо я понимаю первобытных обитателей этой земли, тех, кто молился Солнцу, чтил распространяющийся во круг него свет, животворное тепло. Я готов пойти по их следам.

Даже ветер меня не раздражает. Встречный так встречный, но зато он разогнал туман, в солнечном блеске весело плещет о нос байдарки небольшая волна. После гробовой тишины и блужданий во мраке это создает у меня почти радостное настроение! Я уже поймал второе, а может, и третье марафонское дыхание, гребу размеренно, хотя так тяжело поднимать «перышко». Но я убежден теперь, что цель близка, что доплыву до нее вовремя, что смеяться предстоит мне.