Джаред задаёт один последний ритм, стучит по тарелкам, затем триумфально вздёргивает палочки вверх. Раздаются очередные аплодисменты. Чак и Дженис смотрят друг на друга, запыхавшиеся. Волосы Чака, только начавшие седеть, налипли на потный лоб.
- Что мы делаем? – спрашивает Дженис.
Теперь, когда барабаны замолчали, она выглядит ошеломлённой.
- Не знаю, - говорит Чак, - но это лучшее, что случалось со мной за Бог знает, какой долгий период.
Волшебная Шляпа была переполнена.
- Ещё! – выкрикнул кто-то и толпа подхватила призыв. В воздух поднялось множество телефонов, готовых запечатлеть следующий танец, и девушка выглядела так, словно была не против продолжать, но она всё же была ещё молода. А Чак своё уже оттанцевал. Он смотрит на барабанщика и качает головой. Барабанщик кивает, как бы говоря, что всё понимает. Чак задаётся вопросом, сколько же тут нашлось достаточно прытких людей, чтобы заснять тот, первый танец, и что скажет его жена, если это увидит? Или его сын. И, возможно, это видео
- Всё, народ, расходимся, - кричит барабанщик. – Мы должны уйти на победной ноте.
- А мне надо домой, - говорит девушка.
- Погодите, - говорит барабанщик. – Прошу вас.
***
Двадцать минут спустя они уже сидят на скамейке, глядя на утиный пруд в Бостон-Коммон. Джаред вызвал Мака. Чак и Дженис помогли Джареду собрать свою установку и погрузить в кузов грузовичка. Несколько человек ещё немного потусовались рядом, пожимали руки, «давали пять», и добавили ещё несколько баксов к переполненной шляпе. Когда они катили к парку – Чак и Дженис сидели бок о бок на заднем сиденье, их ноги были завалены кучами книг-комиксов, - Мак заявил, что ему ещё никогда не удавалось припарковаться возле Коммон.
- Сегодня припаркуешься, - говорит Джаред. – Сегодня волшебный день.
И у них действительно получилось, прямо напротив гостиницы «Четыре Сезона».
Джаред подсчитывает наличку. Кто-то даже полтинник бросил, возможно, тот парень в берете, перепутав с пятёркой. Всего насобирали более четырёхсот долларов. У Джареда никогда не было такого дня. Он никогда и не ожидал, что такой настанет. Он отсчитал десять процентов для Мака (который в данный момент стоял у края пруда и кормил уток крекерами с арахисовым маслом, которые, случалось, таскал у себя в кармане), а затем начал делить остальное.
- Ох, нет, - говорит Дженис, как только поняла, что он собирается сделать. – Они твои.
Джаред качает головой.
- Не-а, мы всё равно их поделим. Сам бы я и половины от этой суммы не заработал, стучи я там хоть до полуночи, - не то, чтобы копы хоть раз позволили такому случиться. – Иногда я поднимаю тридцать долларов, и это в хорошие дни.
Чак чувствует, что у него начинаются головные боли, которые только усилятся к девяти часам вечера, но искренность этого молодого человека всё же заставляет его рассмеяться.
- Хорошо. Мне не нужны эти деньги, но, полагаю, я их честно заработал.
Он наклоняется и легонько хлопает Дженис по щеке, как иногда он хлопал по щеке одну маленькую сестричку с дурными манерами:
- Как и ты, молодая леди.
- Где ты научился так отплясывать? – спрашивает Чака Джаред.
- Ну, на внеклассных занятиях в средней школе, которые назывались «Вертушки и Волчки», но лучшие движения мне показала моя Бабуля.
- А ты? – обращается Джаред к Дженис.
- Почти так же, - говорит она и заливается краской. – Танцы в старшей школе. А ты-то где научился играть?
- Самоучка. Как ты, - говорит он Чаку. – Ты был крут, мужик, но с этой цыпочкой в паре вы можете ещё круче. Таким образом мы вполне в состоянии зарабатывать себе на жизнь, понимаешь? Я действительно считаю, что мы могли бы пробиться к славе и достатку.
На один безумный момент Чак на самом деле стал раздумывать над этим, и он видел, что девчонка тоже. Не всерьёз, конечно, а так, представляя себя в какой-то альтернативной жизни. Там, где вы играете в Высшей Лиге бейсбола, или покоряете Эверест, или выступаете дуэтом с Брюсом Спрингстином на огромном стадионе. А потом Чак рассмеялся пуще прежнего и покачал головой. Как и девушка, засовывая свою часть заработанного в сумочку.
- А всё ведь произошло только из-за тебя, - говорит Джаред Чаку. – Почему ты остановился тогда передо мной? И что заставило тебя начать танцевать?
Чак размышляет над этим, затем пожимает плечами. Он мог бы сказать, что всё потому, что думал в тот момент об одной старой бестолковой группе, «Ретрос», и как он любил танцевать на сцене, пока идёт инструментальный проигрыш, хорохориться и «мотылять» микрофоном между ног, но это не так. И действительно, разве он когда-нибудь в своей жизни танцевал с таким напором и так свободно? Даже давно, будучи подростком, молодым и гибким, бесшабашным и безо всяких головных болей?