Жизнь Чака

«А теперь и я в ожидании», - подумал Чак. – «И надеюсь, что всё это просто куча дерьма».

5

В последний учебный день шестого класса мисс Ричардс – милая, молодая женщина, одевающаяся как хиппи, и которая не имела ни малейшего понятия, как поддерживать дисциплину, и, скорее всего, она не долго продержится в системе государственного образования, - пыталась читать Чаку и его одноклассникам некоторые строки из стихотворения Уолта Уитмена «Песнь о себе». Не особо получалось, надо сказать. Дети расшумелись, разбуянились и не желали прикасаться к поэзии, им подавай растянувшиеся впереди летние месяцы каникул. Чак был как и все, любил плюнуть кусочком бумажки из ручки или показать Майку Эндерби палец, пока мисс Ричардс уткнулась в свою книгу, но одна строка из стихотворения всё же щёлкнула в его голове и заставила выпрямиться на стуле.

Когда урок, наконец, закончился и дети были свободны, Чак задержался. Мисс Ричардс сидела у стола и сдувала прядь волос со своего лба. Когда она увидела Чака, стоявшего в классе, она устало улыбнулась:

- А неплохо я провела урок, как думаешь?

Чак умел распознать сарказм, когда слышал его, даже если этот сарказм был мягкий и само-направленный. Он был евреем, в конце концов. Ну, наполовину.

- Что это значит, когда автор говорит: «Я велик. Во мне – великое множество»?

Этот вопрос заставил её улыбнуться шире. Она положила подбородок на свой маленький кулачок и посмотрела на Чака красивыми серыми глазами.

- А ты как думаешь, что это значит?

- Что в нём живут все люди, которых он знает? – рискнул предположить Чак.

- Да, - согласилась она, - но, может быть, автор имеет в виду нечто большее. Наклонись-ка ближе.

Он склонился над столом, где «Американская поэзия» возлежала над классным журналом. Очень осторожно мисс Ричардс положила ладони на его виски. Это было приятно. Настолько, что Чак почувствовал, как вся дрожь и трепет улетучиваются.

- Что там, между моими ладонями? Только ли люди, которых ты знаешь?

- Больше, - сказал Чак. Он думал о своей маме, своём папе и сестричке, которую никогда не сможет подержать на руках. Алиссе, звучащей, как дождь. – Воспоминания.

- Именно, - сказала она. – Всё, что ты когда-либо видел. Всё, что когда-либо знал. Целый мир, Чаки. Самолёты в небе, канализационные люки на улице. С каждым прожитым годом мир внутри тебя будет становиться больше и ярче, более детализированным и комплексным. Ты понимаешь?

- Думаю, да, - сказал Чак. Он был поражён мыслями о том, что в хрупкой чаше его черепка может находиться целый мир. Он подумал о мальце Джефферсов, сбитом на улице. Он подумал о Генри Питерсоне, папином бухгалтере, нашедшем свою смерть в петле (ему снились кошмары об этом). Их миры ушли во тьму. Как комната, когда вы выключаете там свет.

Мисс Ричардс убрала руки с его висков. Она выглядела обеспокоенной.

- Ты в порядке, Чаки?

- Да, - ответил он.

- Тогда беги. Ты хороший мальчик. Я была рада учить тебя.

Он пошёл к двери, затем обернулся.

- Мисс Ричардс, вы верите в призраков?

Она задумалась.

- Я верю, что воспоминания и есть призраки. А что касается привидений, бродящих в затхлых замках? Думаю, такие существуют только в книгах и фильмах.

«Да, а ещё, возможно, в башенке дома Дедули», - подумал Чак.

- Наслаждайся летом, Чаки.

6

Чак наслаждался летом до августа, когда умерла Бабуля. Это случилось в конце улицы, у всех на глазах в магазине, что было немного недостойно, но по крайней мере то была смерть, о которой люди могли уверенно говорить: «Слава Богу, она не страдала» на похоронах. Другая дежурная фраза: «Она прожила долгую, полноценную жизнь» была, мягко говоря, спорной; Сара Кранц не достигла и шестидесяти пяти лет, хотя была уже близко.

В очередной раз дом по Пилчерд Стрит был наполнен тягчайшей скорбью, только на этот раз не было никакой поездки в «Мир Диснея», чтобы отметить начало восстановления. Чак снова стал называть бабушку «Баба», по крайней мере в своей голове и плакал ночами, пока не засыпал. Он плакал в подушку, чтобы не добавлять Дедуле ещё больше горя и переживаний. Иногда он шептал: «Баба, я скучаю по тебе, Баба, я люблю тебя», пока наконец сон не забирал его.

Дедуля носил траурную ленту, терял вес, перестал шутить и выглядел старше своих семидесяти, но также Чак чувствовал (или думал, что чувствовал), что Дедуля в каком-то смысле освободился. Если это так, Чак вполне мог его понять. Когда вы живёте в страхе изо дня в день, вы чувствуете облегчение, когда то, чего вы боялись, наконец, случается и проходит, разве не так?