Жизнь Давида

Авессалом хочет не просто быть любимым; ведь его и так любили, иногда за что-то присущее его природе, а иногда (возможно, как Вирсавию) — вопреки его природе. Задача Авессалома иная — всегда быть первым. Порочность Авессалома не столько в стремлении к привилегиям, сколько в овладевшей им иллюзии, что приятная внешность и удача могут сделать его подобным Давиду; эта иллюзия и связанная с ней изрядная переоценка своих возможностей ведут Авессалома к гибели. В итоге Давид будет скорбеть о судьбе своего сына. Джон Драйден в поэме «Авессалом и Ахитофел» пишет:

Что бы ни делал он, все лишь себя любя.
Он услаждал лишь самого себя.
Легко ему. И рай блестит в глазах.
То с тайной радостью пестующий Давид
На возрожденный в сыне юный облик свой глядит.
(Пер. В. Чернина)

В изображении Драйдена Давид разделяет иллюзию Авессалома, что сын — новое воплощение отца. Ни Давид, ни сам Авессалом не видят, что сила духа Давида делает разницу между ними весьма серьезной. Привлекательность Давида — всего лишь случайная и второстепенная деталь. В лице Авессалома люди, которых он приветствует и с которыми он болтает при дворе, откроют рай, но быть привлекательным и популярным не значит быть избранным.

История Давида — это история испорченных отцов, неожиданно властных женщин и непокорных сыновей. В число таких сыновей входит Ионафан, сопротивляющийся Саулу, и негодяи, бросающие вызов приличиям, — сыновья священника Илии, которые (в отличие от образцового помощника Илии мальчика Самуила) присваивают жертвоприношения и спят с женщинами, прислуживающими у входа в шатер. В имени Авессалома содержится тот же слог ав, означающий «отец», что и в именах «Иоав» и «Авенир»; по иронии (даже, пожалуй, излишней) «Авессалом» (Авшалом) означает «отец мира».

Усилив привлекательность своего образа колесницей и пятьюдесятью бегущими перед ней скороходами, Авессалом одновременно работает над созданием своего образа — человека, щедрого к народу; именно поэтому он не гнушается приветствовать тех, кто ожидает царской аудиенции или суда. Большая колесница и коротенькие разговоры у ворот способствуют тому, что Авессалом начинает восприниматься в народе как сочетание двух разных типов лидера, хотя есть еще и недостижимый для него третий тип.

Один тип лидера ведет себя так, будто рожден править: он повелевает, поскольку именно так воспитан, как, к примеру, Моисей, выросший во дворце египетского фараона, или Соломон, любезный царский сын, которого фортуна целовала в губы во всех его начинаниях. Смотря на лицо короля Лира, Кент видит в нем властность и говорит, что желает следовать за королем. Подразумевается, что царственный Лир родился быть властным, как мы рождаемся с носом и подбородком.

Лидер второго типа получает власть не по наследству, властность не отображена у него на лице и не играет в крови; он шагает во власть из простонародья. Такой лидер весьма похож на нас самих, он даже как будто знает нас лучше, чем мы сами, его характеризует какой-то дар, который, возможно, есть и у нас, но у него он присутствует в героическом избытке. Таковы могучий забияка Самсон, опытный воин Иисус Навин, процветающий патриарх Авраам, верный силач Беовульф. Возможно, что-то в этом духе и было (или казалось, что было?) у Авессалома, предлагавшего свои услуги в качестве судьи; но это качество оказалось растрачено в безразличном насилии, когда он сжигал ячменное поле, мстил за изнасилование Фамари, обращал в бегство напуганных братьев, каждого на своем муле.

Авессалом, со своей безупречной внешностью и свитой из пятидесяти скороходов, а также с готовностью стоять у ворот и оказывать честь входящим, беседуя с ними, сочетает в себе две категории: он элегантный наследник правящего класса, но при этом он похож и на выходца из народа. У Авессалома вполне просчитанные амбиции, и он воплощает их. Можно представить себе, что ему посоветовали так поступить.

Самые сильные чувства возбуждает третий тип лидера, который опирается не на право рождения и не право человека из народа, а исключительно на чудовищную силу личного таланта, или, если сказать по-другому, на любовь Бога, или богов, или судьбы. Авессалом таким качеством не обладает. Я правлю вами, — кажется, говорит такой лидер, — не благодаря своим предшественникам или соратникам, а благодаря самому себе, ибоГосподь создал меня самым находчивым, самымбыстрым, самым лучшим. Как сказал Давид Мелхоле, когда она бранила его за пляски, его любят не только рабыни, воины и люди, поющие хвалу, но и Бог. Такой талант глубже амбиций и выше расчетов, в которых есть только политическая целесообразность и ее побочные продукты.