«Вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмет, и приставит их к колесницам своим, и [сделает] всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его; и поставит [их] у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его; и дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы; и поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет, и отдаст слугам своим; и от посевов ваших и из виноградных садов ваших возьмет десятую часть, и отдаст евнухам своим и слугам своим; и рабов ваших, и рабынь ваших, и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмет, и употребит на свои дела; от мелкого скота вашего возьмет десятую часть; и сами вы будете ему рабами; и восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда» (I Цар. 8, 11–18).
Замечательная речь человека, который вот- вот помажет нового царя, — но риторика пророка не убеждает людей: «Но народ не согласился послушаться голоса Самуила, и сказал: нет, пусть царь будет над нами» (I Цар. 8, 19).
Господь вкладывает антимонархическую речь в уста Самуила с замечательной оговоркой: «Послушай го́лоса народа во всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними; как они поступали с того дня, в который Я вывел их из Египта, и до сего дня, оставляли Меня и служили иным богам, так поступают они с тобою; итак послушай голоса их; только представь им и объяви им права царя, который будет царствовать над ними» (I Цар. 8, 7–9).
Дар, сопровождаемый осуждением тех, кому он предназначен, — а осуждение это куда пространнее, чем описание дара, — в свете божественного оправдания династии выглядит странно. (Вставное предложение про Египет и служение чужим богам, видимо, принадлежит «автору Второзакония», неумело описывающему двойственность дара, который Господь сделал народу.)
Задолго до того, как Давид решил пересчитать свой народ (не важно, чья карающая рука побудила его на это — Бога или Сатаны), пророк Самуил, недовольный отведенной ему ролью помазывающего на царство, перечисляет недостатки царской власти. Почему народ потребовал царя? Потому что Самуил помазал своих испорченных и продажных сыновей в качестве судей. Авторитет судьи частично базируется на авторитете помазавшего его пророка, но также и на актуальной в определенный момент репутации института судей. Два члена племени, между которыми возник конфликт, могут предстать перед судьей; то же самое может сделать вся община или часть общины — каждый из шатра своего, — но для того, чтобы судья разрешал конкретные дела, а не правил вообще. Авторитет царя — Саула, рассылающего части изрубленной скотины по стране, или Давида, сделавшего своей столицей Иерусалим, — имеет другой, постоянный статус. Царя тоже помазывают на царство религиозные авторитеты, но царь, в отличие от судей, правит, и его личный авторитет базируется на силе, проявляющейся в его праве забивать скот и строить город — а может быть, и подсчитывать население в ходе переписи.
Эта разница между старыми и новыми обычаями делает возможным мятеж Авессалома и объясняет, почему успеха, пусть и минимального, добились даже мятежники, возглавляемые «негодным человеком» Савеем с его призывом «Все по шатрам своим!». Этот призыв обладает огромной силой, ибо скиния представляет собой шатер, или хижину, или палатку из тростника, досок и палок, со стенами из кожи животных, спряденной козьей шерсти и льняной ткани — само это слово(tabernacle) в английском языке близко к слову «таверна». Когда пляшущий Давид внес ковчег Завета в город, дикая процессия позади ковчега в экстазе уходила от племенных шатров к централизованной, точной архитектуре — постоянной, а если не постоянной, то выстроенной надолго. Внутренняя энергия, которая движет нагим царем, который кружится по улице, возглавляя процессию с ковчегом, заставит его вскоре рассылать должностных лиц по стране для проведения переписи. Последним ответом на угрюмое описание царя, данное Самуилом, станет триумф над лозунгом Савея, сына Бихри, «Все по шатрам своим», который отпразднует наследник Давида, — строитель и поэт Соломон.
То, что предстоит завершить Соломону, — прекрасный до мелочей Первый Храм с прилегающим к нему царским дворцом, возможно, в меньшей степени воплощает святость или весь народ, чем настоящая оппозиция племени — город. Полис предлагает новую структуру идентичности, которая сначала бросает вызов, а затем напрочь отбрасывает старую частную и по определению клановую идентичность шатров, вождей и прежних связей, воплощенную не в стенах или дорогах, которые можно измерить и сосчитать, а в общности крови и понятии «своего». Ведь в мире шатров можно пересчитывать краеобрезания мертвецов — а не живые души.