В этот же день, 29 августа, сразу же после присяги правительства было принято решение продолжать войну против России. Нами двигало желание не дать превратить Венгрию в поле битвы, и ради этого надо было удержать южный район вокруг Белграда и перевал Дукла на севере. Слабая венгерская армия – основная часть венгерских войск находилась за пределами страны – должна была быть усилена немецкими частями в Венгрии. Всего надо было задействовать около 500 тысяч человек, которые были переброшены с фронта. Немецкое Верховное командование согласилось с этим планом, но ничего не было сделано до середины октября, и время было упущено. Когда ранее я посетил ставку Гитлера «Вольфшанце» близ Растенбурга в Восточной Пруссии, Гитлер сказал мне, что война будет проиграна, если русские выйдут на венгерские равнины. Теперь мы были накануне этого. После всего того, что он сделал с Венгрией, и после такого его обращения со мной в Клессхайме у меня уже не было необходимости выполнять обещание, данное ему там, в ставке: предварительно известить его, когда начнутся переговоры о перемирии. Но все же я поддержал его. Ради моей дружбы с немецким народом, который стал жертвой Гитлера и который, как и мы, находился под угрозой коммунистического нашествия.
Румыны повернули оружие против нас, и в своем первом обращении король Михай призвал к «освобождению Трансильвании». 26 августа, на следующий день после взятия Парижа союзными войсками, София заявила, что Болгария выходит из войны. Однако попытка Болгарии заключить перемирие с Британией и Соединенными Штатами Америки провалилась. Советский Союз, с которым до того Болгария не была в состоянии войны, сорвал эту попытку, объявив Болгарии войну. Это было наглядным свидетельством обостренных взаимоотношений между союзными державами.
7 сентября мы получили сообщение о приближении [к границе Венгрии] пяти советских крупных танковых соединений. У меня собрались члены правительства, и я вызвал также Вёрёша, который сменил Сомбатхейи в апреле на посту начальника Генштаба. Мы пришли к единому мнению, что Венгрия не сможет больше оказывать сопротивление без немедленной и действенной помощи. Румыния объявила нам войну. Делегация Финляндии отправилась в Москву обсуждать условия перемирия. По моей просьбе премьер-министр Лакатош вызвал полномочного представителя Германии и немецкого военного атташе генерала фон Грайфенберга вечером после заседания кабинета и сообщил им о его решении. Сложившееся положение требовало незамедлительно задействовать для обороны пять моторизованных дивизий, иначе Венгрия не сможет продолжать военные действия.
В такой ответственный час я, как всегда, искал совета у тех людей, которые во время моего регентства показали себя истинными служителями Отечества и снискали мое доверие. Я принял все меры предосторожности, чтобы граф Иштван Бетлен смог добраться беспрепятственно из своего убежища до дворца и принять участие в заседании 10 сентября. Кроме членов правительства Лакатоша и Хеннеи мной были приглашены спикеры двух палат парламента, бывший министр иностранных дел Канья, генерал-майор Рёдер, графы Морис Эстерхази и Дьюла Каройи, бывший министр сельского хозяйства Банффи и граф Бела Телеки, представитель венгров Трансильвании. Выслушав сообщение генерала Вёрёша о военном положении[95]
, граф Бетлен заявил, что дальнейшее кровопролитие бессмысленно и необходимо попытаться покончить с войной в ближайшее время. Все присутствовавшие были полностью с ним согласны.После заседания случился один трагикомический инцидент, который несколько разрядил напряженную обстановку. Было относительно легко провести графа Бетлена во дворец. Но вот обеспечить его безопасное возвращение на тайную квартиру было не так просто. Его сразу можно было узнать по большим усам. Бетлена уговорили сбрить их, что он сразу же и сделал. Белая полоска кожи над верхней губой ярко выделялась на его загорелом лице. Моей невестке пришла в голову замечательная идея использовать ультрафиолетовую лампу, с помощью которой белый цвет сменился более темным; и верхняя губа стала одного цвета с лицом. Одетый в военную форму, в фуражке, надвинутой на глаза, он покинул город так же, как и прибыл в него, – никем не замеченным.