(8) Он был большого роста, крупного телосложения, лицом смуглый, походил на крестьянина и не отличался крепким здоровьем; особенно страдал он животом, горлом, головной болью и часто пускал себе кровь. (9) Умеренный в пище и вине, он питал любовь к мальчикам, и особенно любил Цебета и Александра, которого ему подарил Азиний Поллион и который во второй эклоге «Буколик» назван Алексидом; оба были хорошо образованны, а Цебет даже писал стихи. Распространено мнение, что он был также в связи с Плотией Гиерией[1512]
. (10) Но Асконий Педиан утверждает, что она сама часто рассказывала, как Варий прямо предлагал Вергилию сожительство с нею, но тот решительно отказался. (11) В остальном он был всю жизнь так чист и речью и мыслью, что в Неаполе его обычно называли Парфением[1513]; а когда он, приезжая изредка в Рим, показывался там на улице и люди начинали ходить за ним по пятам и показывать на него, он укрывался от них в ближайшем доме. (12) Он не решился даже принять по предложению Августа имущество одного изгнанника.(13) Благодаря щедротам друзей его состояние достигало десяти миллионов сестерциев; кроме того, у него был дом на Эсквилине, около садов Мецената, хотя он и предпочитал проводить время в Кампании и Сицилии. (14) Уже в зрелом возрасте он лишился родных, и среди них — ослепшего отца и двух единокровных братьев, маленького Силона и взрослого Флакка, которого он оплакивает под именем Дафниса[1514]
. (15) В своих занятиях он уделял внимание медицине и, особенно, математике. Вел он также и судебное дело, но только одно и только один раз, (16) потому что, по словам Мелисса, речь его была слишком медлительна, и он даже казался невеждою.(17) Обратился к поэзии он еще в детстве, когда сочинил двустишие про школьного учителя Баллисту, побитого камнями за то, что он слыл разбойником:
Затем он сочинил «Смесь», «Приапеи», эпиграммы, «Проклятия»[1515]
и, в возрасте шестнадцати лет[1516], «Скопу» и «Комара». (18) Содержание «Комара» таково. Пастух, утомленный зноем, заснул, и к нему подползла змея; но с болота прилетел комар и ужалил пастуха между висков. Пастух тут же раздавил комара, убил змею и поставил комару могильный памятник, написав на нем такое двустишие[1517]:(19) Написал он также «Этну», о чем, впрочем, существуют различные мнения.
Вскоре затем он начал описывать римские деяния[1518]
, но, не решившись посягнуть на такой предмет, обратился к «Буколикам», желая, главным образом, прославить Азиния Поллиона, Альфена Вара и Корнелия Галла, которые спасли его от разорения, когда после битвы при Филиппах по приказу триумвиров производился раздел полей за Падом между ветеранами. (20) Затем он сочинил «Георгики» в честь Мецената, за то, что тот, еще мало его зная, помог ему защититься от насилий одного ветерана, который чуть не убил его, сражаясь за поле. (21) Наконец, он приступил к «Энеиде», которая по богатству и разнообразию содержания не уступает обеим поэмам Гомера, а кроме того, повествует о героях и делах как греческих, так и римских и, в частности, о начале города Рима и рода Августа, к чему он особенно стремился.(22) Говорят, что когда он писал «Георгики», то обычно каждое утро сочинял по многу стихов и диктовал их, а потом в течение дня переделками сокращал их до очень немногих, остроумно говоря, что он рождает свою поэму, как медведица, облизывая строчки, пока они не примут должного вида[1519]
. (23) «Энеиду» он сперва изложил прозой и разделил на двенадцать книг, а затем стал сочинять ее по частям, когда что хотелось, не соблюдая никакого порядка. (24) А чтобы не мешать вдохновению, он иное оставлял недоделанным, иное лишь как бы намечал легко набросанными стихами, шутливо говоря, что ставит их вместо подпорок, чтобы поддержать свое произведение, пока не будут воздвигнуты крепкие колонны. (25) «Буколики»[1520] он сочинял три года, «Георгики»[1521] — семь, «Энеиду»[1522] — одиннадцать лет. (26) «Буколики», явившись в свет, имели такой успех, что даже певцы нередко исполняли их со сцены. (27) «Георгики» он читал Августу четыре дня подряд, когда тот, возвращаясь после победы при Акции, задержался в Ателле, чтобы полечить горло; а когда у него уставал голос, его сменял Меценат. (28) Читал Вергилий приятно и с удивительным изяществом. (29) По словам Сенеки, поэт Юлий Монтан не раз говорил, что охотно похитил бы кое-что у Вергилия, если бы мог при этом похитить его голос, облик и жесты: ибо одни и те же стихи в его собственном произношении звучали прекрасно, а без него были пустыми и вялыми.