Жизнь этого парня

Поначалу я надевал рукавицы, но Дуайт решил, что это для неженок. Он сказал, что мои руки должны быть голыми, чтобы крепко держать скорлупу, и в этом он был прав, хотя и ошибался, когда говорил, что шипы были не настолько острыми, чтобы проткнуть кожу. Мои пальцы были все в трещинах от порезов и шипов. Что еще хуже, расколотая скорлупа выпускала сок, отчего мои руки воняли и делались оранжевыми. Никакая бура не могла справиться с этим.

За исключением тех моментов, когда Дуайт имел на меня другие планы, я очищал конский каштан почти каждый вечер большую часть зимы. Я мог бы закончить с ним и раньше, но предавался мечтам и сидел застывший, словно поваренок в каком-нибудь зачарованном замке, с орехом в одной руке, инструментом в другой, пока звук приближающихся шагов не приводил меня в чувство и не возвращал, моргающего и смущенного, в реальность.

Подсобка находилась прямо за входной дверью. Так называл ее Дуайт; в других домах ее называли «грязная комната». Всем приходилось обходить меня и конский каштан, входя или выходя из дома, а также по пути в уборную. Скиппер сдержанно кивал каждый раз, когда проходил мимо. Норма одаривала сочувственными взглядами, а иногда останавливалась на какое-то время, чтобы спросить, не надо ли помочь, будучи при этом неискренней. Они оба давали понять Дуайту, что, по их мнению, он перебарщивает. Он заявлял им, чтобы не лезли не в свое дело. Я продолжал надеяться, что они по-настоящему вступятся за меня, но они и не думали об этом.

Скиппер занимался своей машиной. Норма была влюблена в Бобби Кроу, индейского парня из Марблмаунта, который приезжал почти каждый вечер, чтобы повидаться с ней. Дуайт не одобрял кандидатуру Бобби, но Норма ускользала из дома по своему усмотрению, и когда Дуайт приходил в движение и начинал спрашивать ее, она кормила его отборной ложью, которую он глотал безропотно. Я знал, куда они с Бобби ушли: на местную свалку, потому что ходили слухи о том, что в зоопарке орудует однорукий маньяк, сбежавший из психушки в Седро Вулли. Норма говорила мне, что однажды ночью она слышала шум снаружи машины и заставила Бобби уносить оттуда ноги.

Когда они вернулись домой, то обнаружили окровавленный крюк, висящий на ручке двери. Это была реальная история, которую Норма взяла с меня обещание никому не рассказывать, никогда. А на свалке еще были медведи, которые рылись в мусоре и приходили в ярость время от времени, когда консервные банки насаживались им на нос.

Как только я прочистил дорожку из каштанов, я отнес их на чердак. Это было темное помещение, где валялись старые куклы Перл, и их глаза вспыхивали от света фонарика; поломанные приборы, и стопки «Collier», и корыто для стирки, где лежал бобер, маринуясь в соленой воде.

Скиппер и Норма уже привыкли видеть меня с каштанами, так как это была единственная возможность со мной встретиться. Их автобус уходил в Конкрит до того, как я просыпался утром и привозил их обратно как раз к ужину. Они стали воспринимать это зрелище как норму.

Перл не могла привыкнуть к этому. Она проходила мимо по двадцать раз на день то под одним предлогом, то под другим, медленно двигаясь, пока я, сам того не желая, не поднимал голову и не замечал, как она смотрит на меня сверху вниз своими блестящими глазами и слегка улыбается. Иногда Дуайт приходил проверить, как у меня дела. Он пытался подбодрить меня мыслями о том, как через год или два мы все вместе будем сидеть и уплетать эти самые орехи.

Дуайт не одобрял кандидатуру Бобби, но Норма ускользала из дома по своему усмотрению, и когда Дуайт приходил в движение и начинал спрашивать ее, она кормила его отборной ложью, которую он глотал безропотно.

Так что я дремал далеко за полночь над ящиками с конским каштаном, пока мои руки приобретали цвет и блеск хорошо смазанных бейсбольных перчаток. Запах становился убийственный. Мальчишки, с которыми я ходил в школу, были, как и следовало ожидать, вынуждены заткнуться. И наконец, я подрался, выбрав одного, которого считал самым слабым. Но в любом случае к тому времени все каштаны были очищены.

После школы я доставлял почту. Дуайт купил этот район доставки почти за так у парня, которого тошнило от этой работы и который не мог найти других желающих. Я доставлял «Сиэтл Таймс» и «Пост-Интеллидженсер» в большинство домов в Чинуке и в бараки, где жили одинокие мужчины. Этот район оплачивался от пятидесяти до шестидесяти долларов в месяц – деньги, которые Дуайт забирал у меня сразу, как только я их получал. Он сказал, что я еще поблагодарю его однажды, когда мне эти деньги действительно понадобятся.