Жизнь этого парня

Она положила руку мне на лоб, и после этого жеста мне захотелось рассказать ей обо всей этой передряге. Не чтобы облегчить душу, а чтобы поделиться тем, как я выбрался из этого. Ей нравилось слушать истории о критических ситуациях, которые закончились в итоге хорошо: они вселяли в нее веру в удачу. Но я знал, что не смогу рассказать ей все, не пообещав никогда больше не брать машину, чего на самом деле не мог, так как был полон решимости сделать это снова. Она посмотрела на меня в сером предутреннем свете.

– У тебя нет жара, – сказала она. – Но должна признать, ты выглядишь ужасно.

Она разрешила мне остаться дома и не ходить в этот день в школу, если пообещаю не смотреть телик.

Проспал я до обеда. Я сидел в постели, ел сэндвич, когда Дуайт вошел в мою комнату. Он оперся на дверной косяк, не вынимая руки из карманов, как клоун, изображающий, что отдыхает. Это меня насторожило.

– Тебе лучше? – спросил он.

Я сказал, что да.

– Не хотелось бы, чтобы ты заболел чем-то серьезным, – сказал он. – Ты поспал немного, да?

– Да, сэр.

– Должно быть, тебе это было необходимо.

Я ждал.

– А, кстати, ты, случайно, не слышал такой легкий свист в моторе, а?

– В каком моторе?

Он улыбался.

Затем сказал, что был в лавке несколько минут назад с Чемпионом и что встретил там человека, который узнал собаку и поведал довольно занятную историю о том, как их дорожки пересеклись этим утром. Что я думаю по этому поводу?

Я выкрикнул его имя, но он продолжал судорожно бить меня, и я знал, что он ничего не слышит.

Я ответил, что не понимаю, о чем речь.

И тут он оказался на мне. Схватил за одну руку под одеялом, в другой у меня был сэндвич. И вначале вместо того, чтобы защищаться самому, я оттолкнул сэндвич, как будто это было то, чего Дуайт добивался. Он хлестал меня по лицу. Я бросил сэндвич и закрылся рукой, но не мог увернуться от его рук. Он стоял на коленях на постели, сжимая меня ногами в одеяле, как в тисках. Я выкрикнул его имя, но он продолжал судорожно бить меня, и я знал, что он ничего не слышит.

Каким-то образом я высвободил одну руку и ударил его по горлу. Он отпрянул назад, задыхаясь. Я столкнул его с кровати и пнул от себя одеяло, но прежде чем смог встать, он схватил мои волосы и сильно ударил лицом об матрас. Затем по задней части шеи. Я застыл от шока. Он усилил хватку. Я ожидал, что он снова меня ударит. Слышал, как он часто и тяжело дышал. Мы застыли на некоторое время. Затем он оттолкнул меня и выпрямился. И стоял надо мной, с трудом переводя дыхание.

– Убери этот бардак, – сказал он.

У двери обернулся и сказал:

– Надеюсь, ты усвоил урок.

Я усвоил пару уроков. Что удар в горло не всегда останавливает соперника. И также, что материться, когда у тебя проблемы, неудачная идея. А удачная идея – петь, если можешь.

…Чемпион видел крохаля в первый и последний раз. Он стал убийцей котов. Три раза приносил мертвых кошек домой в своих знаменитых мягких губах.

Свой в школе

Конкрит был городом-предприятием, местоположением Лоун Стар Семент Кампани. Улицы, дома и машины стояли серыми от цементной пыли с завода. В безветренные дни пелена пыли висела в воздухе, такая плотная, что иногда отменяли футбольные тренировки. Старшая школа Конкрита взирала на город с холма, чьи склоны были покрыты цементом, охраняющим их от вымывания. К тому времени, как я начал там учиться, вскоре после открытия школы, цементные насыпи начали ломаться и скользить, открывая ячеистую сетку, поверх которой лежали.

В школе учились ребята из низовий и верхов долины. Они были детьми фермеров, официанток, лесорубов, строителей, водителей грузовиков, экспедиторов. Большинство учеников уже сами где-то работали. Они трудились не для того, чобы накопить денег, а для того, чтобы потратить их на машины и девушек. Многие женились еще в школе, а затем бросали учебу и устраивались работать на полный день. Другие уходили в армию или морфлот. Некоторые погрязли в мелком криминале. Мальчишки нашей школы в подавляющем большинстве не видели себя студентами колледжей.

В школе преподавало несколько хороших учителей. Большинство из них – пожилые женщины, которым было безразлично, что над ними смеются, из-за того, что они цитируют стихи или пускают слезу при описании битвы при Вердене. Их было не так много.

Мистер Митчелл преподавал гражданское право, а также занимался неофициальной вербовкой в армию. Он служил во время Второй мировой в «Европейском театре», как он любил говорить, и действительно убивал людей. Иногда он приносил какие-то вещи, которые снял с тел убитых им солдат. Это были не только медали и штыковые патроны, которые можно было купить в любом ломбарде, но также письма на немецком и кошельки с фотографиями внутри.