Жизнь этого парня

После того как я уехал на восток страны в школу, мать нашла работу в Вашингтоне. Во время рождественских каникул Дуайт потащился за ней туда и пытался задушить ее в лобби здания, где была наша квартира. В последний момент, перед тем как потерять сознание, она врезала ему коленом по яйцам. Он вскрикнул и отпустил ее. Затем схватил ее кошелек и сбежал. Пока все это происходило, я сидел в нашей комнате, вяло прикидываясь, что читаю «Гаваи» и думая, что странные звуки, которые я слышал вдалеке, – это кошки. Район, где мы жили, был не самым благонадежным, и у меня сформировалась привычка приписывать все звуки нечеловеческому происхождению.

Когда моя мать, спотыкаясь, поднялась по лестнице и рассказала, что произошло, я, не раздумывая, сорвался и помчался по улице, где был тут же схвачен за ворот переодетым в штатское полицейским, который подозревал меня в каком-то другом преступлении. К тому времени, как я добрался домой, Дуайт уже был арестован. Он стоял у подъезда вместе с моей матерью и двумя полицейскими, уставившись в землю, фары полицейской машины отбрасывали отсветы на его лицо.

Район, где мы жили, был не самым благонадежным, и у меня сформировалась привычка приписывать все звуки нечеловеческому происхождению.

– Ублюдок, – сказал я, но произнес это почти добродушно, сознавая неискренность своих слов. Я понимал, что человек попал в беду, и не пытался ничего с этим сделать.

Дуайт поднял голову. Он выглядел смущенно, будто не узнавал меня. Он снова опустил голову. Его курчавые волосы блестели от тающих снежинок. Это был последний раз, когда я видел его. Мать получила приказ о прекращении противоправных действий, и полиция посадила его на автобус до Сиэтла на следующее утро.

У меня неважно шли дела в Хилле. Могло ли быть иначе? Я ничего не знал. Мое невежество было столь глубоко, что весь урок я мог провести, не поняв ничего из того, что говорил учитель. Учителя полагали, что я ленив, кроме преподавателя по английскому, который видел, что я люблю книги, но не умею ничего сказать о них помимо того, чему научился у своего брата. Этот человек относился ко мне по-дружески. Он занимался со мной, брал в некоторые пьесы, которые сам ставил, и предполагал, что его доброта иногда дает толчок к развитию. Но большинство учителей были просто разочарованы. Меня пугало собственное бессилие, когда другие столького от меня ждали. И чтобы скрыть свой страх, я стал одним из дикарей школы – пьяницей, курильщиком. Устраивал показательные выступления и делал разные глупости вместе с Болдуином, Шипли и мисс Файн. Но это уже другая история.

Если бы я работал усердно, я мог бы оставаться на плаву. Как только я расслабился, стал проваливаться в бездну. Когда почувствовал, что вот-вот достигну дна, я запаниковал и натворил всяких дикостей, которые создали мне проблемы. Мой дисциплинарный счет был почти всегда самым высоким в классе. В то время как мальчики вокруг меня кланялись во время церковной службы, я молился как мусульманин. Молился о том, чтобы как-то подняться снова, чтобы я смог остаться в этом месте, которое втайне горячо любил.

Мне казалось, когда я попал туда, что это то самое место, где я был всегда, с самого начала, и где я все еще могу спастись. Все, что мне было нужно, это война.

Школа терпела, но не бесконечно. В последний год я спустил все деньги, и меня попросили покинуть школу. Мать встретила меня с поезда и повела в бар, заполненный мужчинами в пиджаках Неру, где позволила немного выпить, хотя это и было запрещено. Она хотела, чтобы я знал, что она не сходит с ума по поводу чего бы то ни было, что я продержался дольше, чем она вообще могла себе представить. У нее было праздничное настроение, она получила хорошую работу в церкви на другой стороне улицы от Белого дома.

– У меня вид из окна красивее, чем у Кеннеди, – сказала она мне.

Моего лучшего друга выкинули из школы несколько недель спустя после меня, и мы оба пребывали в ярости. Я истощил себя этим гневом. А потом пошел в армию. Я сделал это с чувством облегчения и возвращения на родину. Было здорово снова обрести себя в простой и понятной жизни среди формы, рангов и оружия. Мне казалось, когда я попал туда, что это то самое место, где я был всегда, с самого начала, и где я все еще могу спастись. Все, что мне было нужно, это война.

Будьте осторожны со своими молитвами.

Когда мы молоды, полны сил и еще совсем неопытны, мы верим, что наши мечты сбудутся, что мир устроен так, чтобы действовать в наших самых важных интересах, и что падения и смерть это для тех, кто легко сдается, для трусов. Мы живем в невинной и ужасающей уверенности, что отличаемся от всех людей, когда-либо рожденных. И имеем особую установку, на основании которой нам позволено оставаться вечно молодыми.