Жизнь Фридриха Ницше

Вагнер продолжал настаивать на том, чтобы Ницше приехал к ним летом. Наконец 5 августа Ницше прибыл в Байрёйт. Сразу по приезде он заболел и свалился в постель в своем гостиничном номере. Сам Вагнер был вымотан и изнурен работой, но лично явился в гостиницу, чтобы перевезти Ницше в Ванфрид – только что законченный особняк рядом с оперным театром, предназначенный стать домом для семейства Вагнер. Переехав туда, Ницше немедленно почувствовал себя лучше.

Сперва Вагнер дал дому название Эргерсхайм («дом раздражения») из-за тех чувств, что испытал в ходе строительства, но для потомков такое грубое наименование не подходило. Как-то вечером, когда он стоял на балконе под серебристой луной, положив руку на запястье Козимы, они смотрели на обширную огороженную могилу в саду, где собирались провести вместе вечность, не забыв и о любимых собаках (первым там был похоронен Русс, опередивший своего хозяина), и он решил переименовать дом в Ванфрид («свобода от иллюзий»).

На массивном здании Ванфрида были высечены надписи: Sei dieses Haus von mir benannt («Да будет этот дом назван в мою честь») и Hier wo mein Wöhnen Freiden fand («Здесь упокоятся с миром мои глупые мечтания»). Но Ницше не нашел здесь ни мира, ни свободы от иллюзий.

По своему стилю и характеру Ванфрид разительно отличался от романтически уединенного и интимного Трибшена. Вотан-Вагнер построил свою Вальхаллу-Ванфрид как приют богов. Квадратный в плане, чрезвычайно солидный, дом больше напоминал не жилое помещение, а городскую ратушу. Мрачный фасад, облицованный огромными каменными блоками, был почти лишен орнамента. Все внимание приковывал к себе полукруглый балкон, напоминающий балкон римского папы. Здесь Вагнер мог появляться в торжественных случаях – на премьерах, на дне рождения или просто чтобы радостно помахать рукой марширующим ансамблям, играющим отрывки из его опер.

«Человеку, который доставляет удовольствие тысячам людей, позволительны свои удовольствия», – сказал он. При всех своих революционных устремлениях он выстроил себе дворец в королевских традициях подавляющей архитектуры.

Посетитель входил в расположенную в центре фасада дверь, украшенную гербом из витражного стекла и аллегорической картиной «Искусства будущего», моделью для которой послужил пятилетний Зигфрид Вагнер. Просторный холл простирался на все этажи дома и освещался естественным светом. Вдоль красных стен в неогреческом стиле был выставлен целый пантеон мраморных бюстов домашних божеств – как мифических, так и реальных: здесь были Зигфрид, Тангейзер, Тристан, Лоэнгрин, Лист и король Людвиг. Сами Вагнер и Козима стояли на таких пьедесталах, с которых можно было смотреть на всех сверху вниз.

В холле, достаточно вместительном для прослушиваний и репетиций, Ницше узнал особым образом модифицированное бехштайновское пианино – подарок короля Людвига. В Трибшене оно занимало большую часть маленького зеленого кабинета – мыслительного центра дома. Здесь же его отодвигал на второй план огромный орган – подарок из США. Проходя по холлу в высокие двери, посетитель попадал в комнату еще больших размеров – площадью в сотню квадратных метров. Здесь располагались семейная гостиная и библиотека. Ее интерьер был разработан мюнхенским скульптором Лоренцем Гедоном, одним из любимых декораторов короля Людвига, специалистом по сплаву неосредневекового и необарочного стилей. Книжные полки, украшенные резьбой, занимали две трети высоты комнаты. С глубокого кессонного потолка свисала монструозных размеров люстра. Вдоль внешней кромки потолка шел ярко раскрашенный фриз с гербами всех городов, где существовали Вагнеровские общества. Широкая полоса между верхними книжными полками и многоцветьем гербов была ярко декорирована цветочными обоями, на которых висели портреты членов семьи и других важных персон. Дальний конец комнаты, противоположный входным дверям, продолжался одноэтажной полукруглой ротондой, крыша которой служила полом тому самому балкону. Окна во всю стену, чрезмерно густо задрапированные атласом и бархатом, дугой обтекали еще одно большое фортепиано – подарок от нью-йоркской фирмы Steinway and Sons. Когда Вагнер по вечерам садился поиграть для семьи, он видел не величественные вершины Риги и Пилатуса, как в Трибшене. Здесь его взору представлялась совершенно иная картина – зеленая садовая аллея, которая вела к рукотворному величию его собственной могилы.