Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса

Оказалось, он чуть ли не все знал о каждом из нас, он задавал нам вопросы достаточно личного свойства и тем давал понять, что прекрасно осведомлен о том, кто мы и чем дышим. И я заметила, что Габо тихонько стоял за спиной Кастро и улыбался. Габо заботился о том, чтобы мы понравились Кастро, чтобы он с нами чувствовал себя непринужденно, и не меньше он был заинтересован в том, чтобы и мы легко и непринужденно ощущали себя с Кастро и могли понять ситуацию. В тот момент никаких особых слов никто не говорил, но помню, что во время обеда сидела рядом с Габо, а он постоянно делал зарисовки на салфетках и тихонько подсовывал их мне. Забавно было. Обед длился всего несколько часов.

Позже — уже очень поздно было — Кастро заговорил в этой своей завораживающей манере о войнах и сражениях. Беседа у нас шла о разных политических курьезах, и он дал великолепные, четкие сводки о реально происходивших исторических битвах. От Пелопоннесской войны до Войны в Персидском заливе: кто командовал, какие маневры осуществлялись, каких успехов добивались и в чем допускали ошибки. А потом перешел на разбор собственных действий, которые считал ошибочными, — в роли партизана, бойца, лидера. Габо поворачивается ко мне и шепчет: «Вот сейчас он и правда задет за живое. Это еще долго продлится, но это будет очень хорошо». Ему нравилось, как все складывалось, он воспринимал происходящее беспристрастно, никого не судя, а просто со стороны смотрел, и больше всего его занимали реакции присутствующих. Кажется, я люблю наблюдать за Габо, когда тот наблюдает за другими. Улавливаешь, какие детали он подмечает, какие мысленно откладывает в голове, но видишь также его доброжелательность, отзывчивость, хотя он не чужд критических суждений. Нет, конечно, он не сидит, одобряя или осуждая сиюминутные политические решения.

САНТЬЯГО МУТИС. Например, когда Габо написал книгу о Кубе, помню, его просили не публиковать ее, потому что она могла повредить Кубе. Так она и не вышла, та книга. Отдельные главы у нас здесь в журнале «Альтернатива» печатались, и из них было видно, как людям живется на Кубе. Габо писал ее, отражая реальную жизнь кубинцев, но, когда уже собирался издать, ему сказали: «В политическом смысле книга направлена против нас, потому что вам видны все наши трудности». Сам Габо так не думает, иначе зачем бы он писал. Но не знаю, наверное, книга могла бы показаться восхитительной, но она изображает действительность, в которой власти не способны хоть как-то наладить множество вещей. Политически это совсем не выигрышно смотрится. И, думаю, это не слишком устраивает правительство, но по-человечески… Скажем так, это то, что Габо пришлось самому для себя обосновать, с чем ему пришлось примириться. И то, что ты как читатель должен принять. Потому что, я считаю, не может быть никаких политических резонов, которые помешали бы тебе правдиво рассказывать о жизни людей. Ты же хочешь знать, как оно происходит на самом деле, а не как подается властями. Вот где ты должен сказать себе, что больше не желаешь принимать эту политически корректную манеру.

УИЛЬЯМ СТАЙРОН. Я думаю, все очень просто. Это со стороны кажется, будто все сложно, а на самом деле — проще простого. Я считаю, что Габо довольно близко сдружился с Кастро, и полагаю также, что дружба эта сформировалась на достаточно раннем этапе возвышения Кастро. Под «возвышением» я подразумеваю его восхождение к власти на Кубе. Это и является причиной обрушивающихся на голову Габо потоков жесточайшей критики. И все же, уверен, дружба между ними очень крепкая и Габо полон решимости мириться со всеми ее издержками.

САНТЬЯГО МУТИС. В любом случае мы не имеем права давать Габо моральную оценку. Его политические взгляды — пожалуйста, можем осуждать. Даже не осуждать, а высказывать несогласие с ними. Но не в моральном смысле. Впрочем, когда ты от литературы переходишь в политику и публично обозначаешь свою политическую позицию, люди откликаются на нее в публичном пространстве. И ведет это к тому, что у тебя появляются оппоненты. Разворачиваются битвы и всякие ужасные вещи. Да. Между Кабрерой Инфанте и Габо просто жуткая вражда разгорелась[127]. И еще целый легион писателей на него ополчились. В политическом аспекте они взвились из-за того, что Габо вторгся на территорию, где обсуждаются все эти вещи, а это проблема власти.

Власть на то и власть, чтобы о ней спорить. А должен ли писатель в это ввязываться или нет, это уже другой вопрос.