Читаем Жизнь Гюго полностью

Следующий снаряд причинил больше ущерба. В апреле 1853 года, когда Наполеон III посетил Англию, стены Дувра и Лондона были обклеены листовками, в которых Виктор Гюго просил англичан представить, как Риджент-стрит обстреливается из пулеметов, а Гайд-парк превратился в «могилу для ночных расстрельных команд». «По ночам, – обратился он к императору, – я спрашиваю мрак Божий, что он о вас думает, и мне жаль вас, месье, ибо я сталкиваюсь с ужасающим молчанием Бесконечности». Типичная для Гюго риторика сочеталась с апокалипсическим языком международного социализма. Французские агенты срывали листовки и разбили витрины в магазине одного лондонского книгопродавца, где был выставлен памфлет Гюго{985}.

В наши дни, на фоне политкорректных обобщений, «Уведомление» Гюго звучит как слова уличного проповедника, однако он пел в унисон с определенными общественными течениями. Часто рядом с «Уведомлением» Гюго на стены клеили прокламацию со словами, написанными в Англии:

«ПОЗОР АНГЛИИ

ПОИСТИНЕ УНИЗИТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ

ЛУИ-НАПОЛЕОН,

убийца, клятвопреступник, ликвидатор Французской и Итальянской республик, который подкупил солдат, чтобы те резали мирных граждан на парижских Бульварах, выслал из Франции лучших людей и вымостил путь к власти трупами честных, мирных граждан, мужчин, женщин и детей, приезжает в Англию.

Англичане, исполните свой долг!»

Возможно, от поступков Гюго веет саморазрушением, но следует помнить: он ожидал, что империя вот-вот рухнет. Так говорил ему трехногий стол. Каждое «наказание» будет лишней характеристикой в его жизнеописании, когда республике понадобится вождь. Благодаря тайным союзникам ссыльных он также знал: что бы он ни делал, он почти наверняка на грани третьего изгнания. Жена уговаривала его принять предложение убежища от правительства солнечной Испании.

Последний английский биограф Гюго выражает общее мнение, точнее, мнение, распространенное сто сорок лет назад среди сторонников Второй империи: «Его эгоизм был настолько безмерен, его перспективы настолько искажены, его самомнение настолько завышено, что иногда ему казалось, будто политика Англии и Франции направлена против него лично». Полезно сравнить такую точку зрения с фактами.

В ответ на жалобы французской стороны, что ссыльные «подстрекают к убийству императора», в марте 1855 года на Джерси отправили сотрудника Столичной полиции, некоего сержанта Дж. Сондерса. Его расходы оплачивались не Скотленд-Ярдом, а Тайной службой министерства иностранных дел. Сержант Сондерс не тратил времени даром. Он прислал несколько экземпляров газеты «Человек», которую выпускали ссыльные, «в которой часто дают слово г-ну Виктору Гюго». Он старательно подчеркнул все оскорбления. Сержант несколько недель подглядывал и подслушивал и постарался подтвердить подозрения Палмерстона. Ему удалось заполучить, правда всего на несколько минут, письмо, в котором ссыльные называли Виктора Гюго «центральным игроком». Он присутствовал на собраниях, которые проводились в домах Рибейроллеса{986} и Гюго: «Они используют в своих речах ругательства, ужасно богохульствуют, угрожают всем королям и королевам, а также аристократии и всем, кто с ними не согласен»{987}.

Всем, кто поддерживал правительство Наполеона III, они грозили гильотиной и утверждали, что императрица «хуже проститутки». Нюансы, очевидно, не играли никакой роли; сержант совершенно не учитывал то, что Гюго был пацифистом и для него делом чести было никогда не оскорблять женщину, даже жену Наполе она III.

Либо жители Джерси почувствовали, каково новое отношение властей к Виктору Гюго, либо, что вероятнее, приступили к работе тайные агенты. Два происшествия, связанные с Гюго, попахивают провокацией:

«Сегодня утром, 11 июня 1855 года, я обнаружил, что на моей двери мелом написали: „Гюго плохой человек“.

Я приказал не стирать их»{988}.

«Гюго – Полю Мерису, 25 июня 1855 г. Вчера, когда я шел к Скале изгнанников, мне на голову вдруг упал большой камень; все лицо у меня было в крови; я промыл рану морской водой, прошел две лиги, и сегодня утром чувствую себя хорошо… По-моему, там просто играли дети, но ссыльные, кажется, решили, что я попал в засаду. Я показал камень уличным мальчишкам, которые играли в сточной канаве, и попросил: „В следующий раз кидайтесь камнями поменьше“. Вечером ссыльные дружно пришли ко мне, чтобы справиться о моем здоровье. Сент-Хельер гудел от новостей»{989}.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исключительная биография

Жизнь Рембо
Жизнь Рембо

Жизнь Артюра Рембо (1854–1891) была более странной, чем любой вымысел. В юности он был ясновидцем, обличавшим буржуазию, нарушителем запретов, изобретателем нового языка и методов восприятия, поэтом, путешественником и наемником-авантюристом. В возрасте двадцати одного года Рембо повернулся спиной к своим литературным достижениям и после нескольких лет странствий обосновался в Абиссинии, где снискал репутацию успешного торговца, авторитетного исследователя и толкователя божественных откровений. Гениальная биография Грэма Робба, одного из крупнейших специалистов по французской литературе, объединила обе составляющие его жизни, показав неистовую, выбивающую из колеи поэзию в качестве отправного пункта для будущих экзотических приключений. Это история Рембо-первопроходца и духом, и телом.

Грэм Робб

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века