Жизнь графа Дмитрия Милютина

Другой вопрос, решения которого давно уже домогались финляндцы, заключался в окончательном установлении в Финляндии отдельной и самостоятельной монетной системы…»

Александр Второй видел, что великий князь Константин Николаевич не справляется со своими задачами подавления Польского мятежа, слишком слаб противостоять им, тем более что и он сам был чересчур приветлив с поляками. Генерал Берг вполне показал себя боевым и дальновидным военным и администратором… Что еще нужно?

Торжественно открыв финляндский сейм, Александр Второй в своей речи высказал много благожелательных слов по адресу депутатов, сказал, что некоторые законы устарели, некоторые страдают неясностью и неопределенностью, необходимо работать над законодательством, «я хочу внести в этот проект еще более обширное право, чем то, что принадлежит ныне государственным чинам…».

Но главная проблема у Александра Второго только одна – Польша.

Глава 6 ЖЕСТКИЕ ДЕЙСТВИЯ ГЕНЕРАЛА МУРАВЬЕВА

Муравьев, как только появился в Вильно, сразу понял, что и здесь, как в Петербурге, ничего хорошего для него нет, все шесть губерний охвачены пламенем восстания, правительственной власти нигде нет, войска лишь в городах, а леса и села в руках мятежников, русских людей почти не было, все гражданские должности заняты поляками. Вскоре Муравьев понял, что поляки не скрывают своих чувств, ненависти и презрения к русской власти, над Назимовым просто издевались, не выполняя его указаний. Беспрепятственно действовали вожди революционеров, вооружали, собирали подати на мятеж, и все это открыто, гласно для всего польского населения, лишь правительственные чиновники, преимущественно из поляков, с гордостью наблюдали за действиями мятежников. Попутно Муравьев побывал в Динабурге, поговорил с генералом Длотовским, дал ему указание навести порядок в городе и окрестностях, никаких уступок полякам, возомнившим, что они могут диктовать свою волю и требовать присоединения к независимой Польше всех Западных губерний России.

14 мая Муравьев с гражданскими и военными чиновниками, вместе с ним приехавшими из России, был приглашен на обед, который Назимов дал в честь приезда будущих правителей. Муравьев пытался кое-что узнать у Назимова о секретах возникновения восстания, но оказалось, что Назимов ничего об этом не знал, он назвал своего племянника Мясоедова и одного известного в виленских кругах еврея, подрядчика Алпатова, вот, дескать, они знают все секреты и тайны. Ничего больше от Назимова Муравьев не добился. Но вскоре, через два дня, Назимов с семьей отбыл в Петербург, где и получил от императора награды за безупречную службу.

В Николаевском соборе Муравьев впервые увидел убитого гвардейского солдата и его товарищей, ждавших священника для панихиды. Грустное начало всей его деятельности…

Военные встретили Муравьева с радостью, гражданские чиновники, преимущественно поляки, с недовольством, особенно католические священники, предводители дворянства, местное общество, евреи не открывали своих чувств, хотя Муравьев хорошо знал, что евреи играли в мятеже двусмысленную роль и выказывали будто бы радость, но Муравьев знал, что эта радость притворная, из тайных источников он знал, что они везде тайно помогали мятежу, а уж про деньги и говорить нечего, щедро отпускали на мятеж.

О первых встречах Муравьев подробно рассказал в своих «Записках»:

«Римско-католическое духовенство было принято мною в особой зале, и на лицах, и из разговоров их, в особенности же епископа Красинского, заметна была полная уверенность, что я не успею подавить мятеж. Я всем представлявшимся высказал предназначенную себе систему действий, т. е. строгое и справедливое преследование мятежа и крамолы, невзирая ни на какие лица, и потому выражал надежду найти в них самых усердных помощников, причем советовал тем, которые не разделяют этих убеждений, оставить службу; ибо в противном случае я сам немедленно их от оной уволю и предам законной ответственности. Все они более молчали, вероятно желая убедиться на опыте в твердости моих намерений и не буду ли я вынужден уступить и подчиниться другой системе.

Епископ Красинский так был убежден в неисполнимости моих предположений, что он мне с улыбкою отвечал:

– Какой здесь мятеж? Здесь просто погоня за несколькими несчастными повстанцами; за ними гоняется войско в лесах, как за зайцами.

Еще замечательней был разговор жандармского окружного генерала Гильдебрандта, который во всеуслашание обвинял генерала Длотовского в потачке старообрядцев, уничтоживших шайку графа Платора. Он старался доказать в присутствии поляков, всех чиновников и римско-католического духовенства, что там мятежа не было, а что это чистый грабеж и разбой старообрядцев и вообще русских мужиков.