Читаем Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону полностью

В 4-м томе могут оказаться грамоты, скопленные в Сибири господином Берхом; шесть грамот, полученных из Верхотурья в подлиннике; в Нидерландах отыскали пятьдесят три грамоты, касающиеся торговых отношений с Россией, половина из них датируется ХIV и ХV веками, а половина ХVI веком; из Германии обещают прислать списки с очень древних документов, которые относятся к торговле с новгородцами; в Великих Луках графу Румянцеву вручили давно ожидаемые им грамоты, среди которых есть прелюбопытная уставная грамота царя Алексея Михайловича…


5 июня 1822 года граф Румянцев, вернувшись из Гомеля в Петербург, снова оказался переполнен свежей информацией, которая вновь закружила его в вихре ежедневных забот. Оказалось, что замечательный его сотрудник Калайдович много лет работает в одном чине, «с разными токмо онаго переименованиями», как он сам позволил себе наименовать свой чин. Почему никто не сообщил ему об этом? Калайдович, как только наступила война 1812 года, внимая воззванию монарха, подпоручиком вступил в Московскую военную часть, а вернувшись из похода в Европу, стал контр-корректором в чине губернского секретаря и служит в этом чине четвертый год, участвовал в работе над 2-м и 3-м томами «Собрания государственных грамот и договоров». О судьбе Калайдовича он попросит императора, как только поднесут ему экземпляр третьего сборника. Если б только это. В предисловии к третьему сборнику, который почти готов, есть недопустимые строки о его собственной роли в судьбе сборников: 7 июля 1822 года граф Румянцев писал Малиновскому: «…Вы, Милостивый Государь мой, противу всякаго моего ожидания, уступая единственно лестному Вашему дружеству, поместить изволили обо мне непомерную и при таковом издании совсем несовместную хвалу. Я точно и покорно Вас прошу велеть перепечатать это предисловие, оставя в нем то только обо мне упоминание, которое кончится словами: имел он случай достать в подлиннике, как показано карандашем в предисловии, которое к Вам возвращаю. Вы можете, ежели заблагорассудите, предисловие сие тем закончить, что в след за сим третьим томом будет появление 4-го, который содержит остальную часть актов царя Алексея Михайловича, преемника его царя Федора и двух соцарствующих Иоанна и Петра, и тем довершится издание Государственных грамот, а потом приступлено будет к изданию договоров. Всю издержку за перепечатание предисловия покорно прошу взыскать тотчас и особо от Александра Ивановича» (Там же. С. 227).

Получив грамматику чешского ученого Добровского на немецком языке и изучив ее, граф Румянцев понял, что это великое сочинение и книгу непременно надо перевести на русский язык. Но кто это может сделать? Возможно, Академия наук? И Румянцев вспомнил, что Калайдович в письме расхваливал молодого кандидата Погодина, может быть, он, испытывая особенную любовь к славянским древностям, возьмется сделать этот перевод? А перевод этой грамматики на русский язык непременно нужен.

От Малиновского граф получил извещение, что есть возможность приобрести совершенное окончание издания Софийской летописи, сразу же дал распоряжение приобрести ее, один экземпляр вручить Александру Ивановичу (хранитель его финансов), чтобы он переслал к господину Арцыбашеву в Цивильск.

11 июля 1822 года граф Румянцев писал Малиновскому: «Пред Вами, как пред другом моим, не токмо простительно, но даже прилично похвалиться, что Государь Император о всемилостивейшем ко мне внимании и милосердствуя о моей дряхлости, Сам меня изволил посетить в моем дому. Вы легко себе представить можете, сколько сие обстоятельство и милостивое Его со мною обхождение меня тронули до глубины сердца» (Переписка. С. 228). Однако, получив через неделю экземпляры 3-го тома «Собрания государственных грамот», граф Румянцев из-за прежнего предисловия не мог приступить ни к поднесению государю, ни императрицам, ни к раздаче прочим особам. Придется ожидать, когда предисловие будет переделано так, как он просил.

Но огорчение быстро прошло, как только Румянев узнал, что в Старой Рязани недавно обнаружены российские древности, а Малиновский тут же отправил в Рязань Константина Калайдовича, которому поручено доставить ему «точное сим вещам описание».

В это же время Румянцеву прислали из Вильно реестр Радзивиловского архива. Как горько стало Николаю Петровичу, просмотревшему реестр и каталоги этого архива, что русские ученые так поздно взялись за издание грамот и договоров: после многих утерь – архив множество раз расхищали, здесь все равно сохранились два акта ХV века, а по спискам там хранились и более древние документы на русском языке, даже ХI века.

22 июля 1822 года Румянцев получил чистые листы нового предисловия к 3-му тому «Собрания государственных грамот и договоров». Это предоставило ему возможность преподнести императору третью часть до отъезда его величества.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука