Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

Письма граф Румянцев писал собственноручно, но их было так много, что уставал, приходилось диктовать. Он сознавал свои слабости, его мучила глухота, и другие недуги не давали ему покоя, но в сентябре 1822 года он вместе с Константином Федоровичем Калайдовичем решился поехать в город Ржев, где в городище Микулине у крестьян скупил некоторые памятники русских древностей. Послал их с Калайдовичем на более внимательное рассмотрение Малиновскому в Москву, пусть посмотрят, какового они достоинства, и определят, какого века. «Странно, что в числе крестов, имеющих форму хорошего вкуса, – писал Румянцев Малиновскому, – и часто одинаковых лиц изображение, на многих встречается подле Христа, как молельщик его Михаил в царской короне по западному обряду; кто таков, по заключению Вашему? Один крест, хотя медный, но работы искусной; украшения приятным образом расположены; у подножия Христова какой-то Стефан и товарищ его. В Тверской истории есть ли упоминание о таковых особах? На одной плоской дощечке Вы изволите найти изображение человека, разсекающего козлище, а может быть и человека, что худое зрение определить не может. Мне помнится, что точно такое же изображение находится на одной из древних наших Великокняжеских печатей; утвердительно однакож этого сказать не могу. Вы также увидите, Милостивый государь мой, род очень маленькой медной гривны, на которой, ежели не ошибаюсь, никакого иного изображения нет, как серафима, и по этому трудно сию гривну за иное принять, как за духовный талисман, то есть, которая оберегала от бед и злых приключений ту особу, которая ее на груди носила. В числе микулинских находок есть и печать, по надписи своей любопытна; но в надписи сей есть слово смотри, что в ней отымает достоинство древности…» (Там же. С. 231–232).

7 сентября 1822 года К. Калайдович в письме Малиновскому дает подробный многостраничный отчет о поездке с графом Румянцевым и в Ржев, и в городище, не забывает также сказать, что здоровье графа «укреплялось от путешествия; он тогда только скучал, когда не находил предметов, удовлетворяющих похвальному его любопытству». Прощаясь во Ржеве, граф Румянцев вознаградил своего сотрудника: «пожаловал мне при отъезде 300 р.» (Там же. С. 237).

Стоило митрополиту Евгению упомянуть, что в третьем сборнике опубликовано писем патриарха Никона царю Алексею Михаловичу из Словецкого похода только шесть, а в Новгородской Софийской библиотеке их 14, «и многия любопытнее напечатанных», как Румянцев тут же отправил письмо в Новгород, «чтобы остальную часть сих грамот для меня списать и кой час их получу».

В письме Малиновскому граф Румянцев сообщает, что профессор Кротков готов ему уступить найденные в Рязани татарские монеты за 150 рублей, монеты нужно будет переслать ему в Гомель. А купленный им весьма редкий Октоих Острожского издания 1603 года очень дряхлый, надобно с большой осторожностью переплести, как бывало и в прежние дни. Ожидалась к выходу в свет Софийская летопись, и граф Румянцев из экземпляров, ему принадлежащих, просит от его имени послать книги преосвященному Серафиму, преосвященному Филарету, Николаю Карамзину, Александру Ивановичу Тургеневу, вице-адмиралу Шишкову, Алексею Оленину, Александру Ермолову, господину Востокову.

Сохранились свидетельства и о том, что граф Румянцев поддерживал хорошие отношения с польскими славистами. В.А. Францев перечисляет в своей брошюре круг польских ученых и друзей графа Румянцева: «К нему принадлежали: Г.С. Бандтке, З.Д. Ходаковский, С.Б. Линде, Хр. Ц. Мронговиус, И.Б. Раковецкий, М.К. Бобровский, И. Данилович, Ж. Онацевич, О.И. Сенковский, И. Лелевель и др. … Полная картина связей его с представителями польской науки составит одну из блестящих страниц биографии заметного в истории славянского просвещения первой четверти ХIХ в. мецената» (Францев В.А. Из переписки Гр. Н.П. Румянцева. Варшава, 1909. С. 27). Подробнее В. Францев рассказывает в этой брошюре о переписке с С. Линде и И. Лелевелем.

Иоаким Лелевель, профессор в Вильне, стал известен в России после публикации его статьи «Известие о древнейших историках польских и в особенности о Кадлубке, в опровержение Шлецера», переведенной на русский язык Ф. Булгариным. А целая серия статей Лелевеля «Рассмотрение истории государства российского», посвященная анализу «Истории России» Н.М. Карамзина, сделала имя автора статей уважаемым в России. Граф Румянцев читал статьи Лелевеля, хотел его привлечь к работе московской группы ученых, пытался поручить ему издать Прусскую хронику, которая хранилась в Кенигсберге, возникали и другие поручения, но Лелевель отказывался: крайняя придирчивость варшавской цензуры так уродовала исторические статьи, что лишала ученых возможности соблюсти правду исторического документа.

Н.Д. Чечулин публикует десятки писем графа Румянцева своему любимому ученику и последователю протоиерею Ивану Григоровичу, в которых изображена нелегкая деятельность его в поисках новинок Белорусского архива. Вот одно из этих писем, 11 апреля 1823 года из Петербурга в сокращении: