Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

7 мая 1779 года Николай Петрович писал фельдмаршалу Румянцеву: «…я тужу, потому что чину не желал, а место, места уже розданы; в Швецию послан Пушкин, которого в Англии заменяет Смолин, а в Дрезден едет князь Белосельский. Государыня, приказывая о том указ написать, изъявила, что меня и князя Юсупова вперед определит, как людей, кому того обещала прежде; что двух сих затем нам предпочитает, что за них усиленно ее просили… Простите мне, милостивый государь батюшка, но я еще с просьбою к Вам обращаюсь. Опишите князю Григорию Александровичу, что вам прискорбно видеть просьбу Вашу о мне не уваженною, что когда просите о определении сына, то не токмо его не определяют, но именно других…» (ОР РНБ. Ф. 655. (Пер. с фр. яз. – Н.П. Квирквелия).

В свободное от службы время Николай Петрович продолжал заниматься историей. Стоило выйти книге о боярине Артамонове, как он тут же погрузился в изучение родословной знаменитых бояр, узнал о своем прадеде и деде очень много интересного, собрал документы и думал сам что-либо написать. Но придворная служба отнимала много времени. А когда время находилось, глубоко вникал в дипломатические документы – следил за политикой Екатерины II, часто беседовал с Александром Безбородко, превосходную память которого высоко ценил. Знал он и что Александр Андреевич не раз писал отцу, фельдмаршалу Румянцеву, о том, что Николаю Петровичу нужна более интеллектуальная и более перспективная должность.

3. Тайное становится явным

Молодая великая княгиня приложила немало усилий к тому, чтобы наладить тайную связь со своим семейством. Казенная почта отпадала, за малый срок Мария Федоровна поняла, что при дворах, большом и малом, никаких тайн не бывает, даже послы иностранных государств придумывали такую связь со своим правительством, чтобы переписка не подвергалась перлюстрации. Мария Федоровна нашла способ переправлять письма матери, принцессе Доротее, которая с этим же посыльным отправляла свои письма дочери. «Вы не можете, дорогое дитя, – писала принцесса Доротея 21 июля 1778 года, – и представить того удовлетворения и счастия, которое испытывало мое сердце при чтении ваших дорогих писем. Нежное участие, которое я принимаю в вас, основание так быть уверенною в вашем счастии, которое доставляет вам несравненный великий князь, – вот предметы, почти всегда меня занимающие; уверенность же в вашем счастии не может для меня возобновиться достаточно часто. Я ясно вижу руку Промысла, действующего на вас, и благодарю Его за милость, которую оказал Он, сохранив сердце ваше непорочным среди светских соблазнов и дурных примеров, которым вы окружены. К несчастию, в наши дни религия уважается так мало, что даже благочестивые часто бывают вынуждены молчать о ней, и это не вследствие желания угождать людским слабостям, а вследствие той мудрой осторожности, которая предписывает нам говорить только в случае необходимости или в уверенности, что можно сделать добро. Вы вполне правы, дорогое дитя, жалуясь на испорченность Императрицы. В природе нет ничего более жесткого, как сердце, которое предалось своим страстям и в этом самозабвении не видит ничего кругом себя. Я понимаю страдания, которые вы должны испытывать, присутствуя при всех возмутительных сценах… Как мне это ни прискорбно, но более, чем кто-либо, я убеждена в том, что при жизни Императрицы я лишена буду счастия увидеться с вами. Этот срок ужасает меня; я так нежно люблю вас, что, несмотря на очевидную невозможность, надежда на противное не покидает меня… Я знаю, что Императрица вынуждена будет стесняться ради иностранцев и что не любит выказывать своих слабостей пред людьми… Я думаю, как и вы, что в основе своей характер Императрицы не так дурен: ея благосклонность находится в связи с потребностью пользоваться людьми.

Я глубоко сожалею, что она не вкусила того счастия, которое заставляет испытывать материнское чувство, и не воспользовалась тем вашим доверием и тою дружбою, которую вы сохранили для меня» (Шумигорский. С. 104–105).

А чуть позднее принцесса Доротея писала дочери: «Вы не поверите, как я почитаю, люблю и восхищаюсь нашим великим князем за его превосходный образ действий. Добродетель часто имеет свои шипы, вот чем ценно выполнение обязанностей. Таково положение и этого достойного принца, который и до сих пор находит вознаграждение лишь в самом себе и в удовольствии делать добро из любви к добру. Он по справедливости заслуживает всей вашей нежности и всего вашего внимания, что усладит те скорби, которым он подвержен» (Там же).

В августе 1779 года скончалась графиня Екатерина Михайловна Румянцева, которая завещала все имущество своим троим сыновьям.