Жизнь Греции. История цивилизации

Возможно, критянин жесток, но он, несомненно, религиозен, чисто по-человечески смешивая фетишизм и суеверие, идеализм и благоговение. Священными он считает горы, пещеры, камни, число три, деревья и столбы, солнце и луну, козлов и змей, голубей и быков; едва ли что-нибудь может укрыться от его теологии. Он представляет себе воздух наполненным благими и демоническими духами и передает грекам лесной и эфирный народ дриад, силенов и нимф. Он не поклоняется фаллической эмблеме, но со священным трепетом почитает порождающую витальность быка и змеи[28]. Так как смертность на Крите высока, он преданно чтит плодородие и, возвысившись до понятия антропоморфного божества, представляет его себе в образе богини-матери с щедрыми сосцами и крутыми боками, с пресмыкающимися, которые обвиваются вокруг ее рук и груди, свертываются клубком в ее волосах или гордо выгибаются над ее головой. Он видит в ней фундаментальный факт природы: величайший враг человека, смерть, одолевается мистической способностью женщины к воспроизведению рода; и он отождествляет эту способность с божеством. Богиня-мать представляется ему источником всего живого — как в растениях и животных, так и в человеке; фауна и флора окружают ее образ потому, что своим существованием они обязаны ее творческой плодовитости, служа тем самым ее символами и эманациями. Иногда она является ему, держа на руках свое божественное чадо — Велхана, которого она родила в горной пещере[29]. Созерцая этот древний образ, мы видим в нем Исиду и Гора, Иштар и Таммуза, Кибелу и Аттиса, Афродиту и Адониса и ощущаем единство доисторической культуры, преемственность религиозных представлений и символов Средиземноморья.

Критский Зевс, как греки называют Велхана, занимает в сердце критян меньшее место, чем его мать. Но значение его растет. Он становится олицетворением оплодотворяющего дождя, той влаги, которая в этой религии, как и в философии Фалеса, лежит в основе всех вещей. Он умирает, и из поколения в поколение на горе Юктас показывают его гробницу — наделенный воображением путешественник и сегодня заметит здесь его величественный профиль; он восстает из могилы символом возрождающейся вегетации, и жрецы-куреты, танцуя и ударяя щитами о щиты, празднуют его чудесное воскресение[30]. Иногда его, как бога плодородия, мыслят воплотившимся в священного быка; как гласит критский миф, именно в образе быка он сходится с супругой Миноса Пасифаей, которая рождает ему чудовищного Миноса-быка — Минотавра.