Жизнь Греции. История цивилизации

Маленькая Греция разрасталась внутри этого круга народов до тех пор, пока ее отпрыски не заселили едва ли не все средиземноморское побережье. Ибо острая ладонь, вытянувшая свои костлявые пальцы на юг, в море, была лишь малой частью той Греции, чья история будет нас занимать. В ходе своего развития неукротимые эллины расселились на всех островах Эгейского моря, на Крите, Родосе и Кипре, осели в Египте, Палестине, Сирии, Месопотамии и Малой Азии, на берегах Мраморного и Черного морей, на побережье и полуостровах Северной Эгеиды, в Италии, Галлии, Испании, Северной Африке и на Сицилии. Во всех этих регионах они строили города-государства, независимые, несхожие и все-таки греческие; они говорили по-гречески, чтили греческих богов, читали и создавали греческую литературу, вносили свой вклад в греческую науку и философию и осуществляли демократию на греческий аристократический манер. Мигрируя, они не расставались с Грецией, они уносили ее с собой — уносили даже саму ее землю, куда бы они ни направлялись. Почти на целое тысячелетие они превратили Средиземноморье в греческое озеро и центр мира.

Самая обескураживающая задача, с которой сталкивается историк классической цивилизации, — вплести в один узор и повествование эти разрозненные члены греческого тела[217]. Мы попытаемся ее разрешить, пустившись в приятное путешествие: с картой под рукой и расходуя только воображение, мы будем переходить из одного города греческого мира в другой, наблюдая за тем, как жил народ каждого из этих центров до Персидской войны, изучая экономические и административные формы, деятельность ученых и философов, свершения поэзии и творения искусства[218]. У этого замысла много недостатков: географическая последовательность не всегда будет совпадать с исторической; мы будем перескакивать не только с острова на остров, но и из столетия в столетие и вступим в разговор с Фалесом и Анаксимандром прежде, чем прислушаемся к Гомеру и Гесиоду. Однако совсем не вредно рассмотреть непочтительную «Илиаду» на фоне ионийского скептицизма или выслушать угрюмые сетования Гесиода после посещения эолийских колоний, откуда вышел его встревоженный отец. Когда мы, наконец, достигнем Афин, нам в определенной мере уже будет известно богатое разнообразие цивилизации, которую они унаследовали и так отважно защитили при Марафоне.

Если начать с Аргоса, где к власти пришли победоносные дорийцы, мы обнаружим себя в типично греческой обстановке: не слишком плодородная равнина, небольшой город, составленный из прижавшихся друг к другу кирпичных и глиняных домишек, храм на акрополе, театр под открытым небом на склоне холма, кое-где скромные особняки, узкие аллеи и немощеные удицы, а в отдалении — манящее и безжалостное море. Эллада — страна гор и морских гладей; величественная обстановка здесь настолько привычна, что греки — которых она, несомненно, трогала и вдохновляла — редко упоминают ее в своих книгах. Зима здесь сырая и холодная, лето — жаркое и сухое; сев производится, когда у нас осень, жатва — когда весна; дождь — это благословение небес, а Зевс — податель дождя — является богом богов. Короткие и мелкие реки зимой превращаются в бурные потоки, а в летний зной обнажают сухую гладкую гальку. В греческой гамме были сотни таких городов, как Аргос, тысячи подобных ему, но меньших; каждый из них — ревниво блюдет свою независимость и отделен от остальных греческой неуживчивостью, или опасными водами, или бездорожьем холмов.

Аргивяне приписывали честь основания своего города пеласгическому Аргусу, герою с сотней очей, а его первый расцвет — египтянину Данаю, который пришел во главе отряда «Данаид» и научил местных жителей орошать свои поля при помощи колодцев. Не следует относиться к таким эпонимам пренебрежительно: дурную бесконечность, которую мы окутываем тайной, греки предпочитали прерывать мифом. При Темене, одном из возвратившихся Гераклидов, Аргос вырос в могущественнейший из городов Греции и подчинил своей власти Тиринф, Микены и всю Арголиду. Около 680 года к власти в городе пришел один из тех тиранов, или диктаторов, которые на следующие два века вошли в моду в крупных городах Греции. По-видимому, Фидон, как и прочие диктаторы, был предводителем растущего купеческого класса — породненным с простонародьем посредством мимолетного брака по расчету — в борьбе против землевладельческой аристократии. Когда Эгина столкнулась с угрозой, исходившей из Эпидавра и Афин, Фидон пришел ей на помощь и завладел ею сам. Он перенял — вероятно, у финикийцев — вавилонскую систему мер и весов и лидийское нововведение — деньги, обеспечиваемые государством; свой монетный двор он учредил на Эгине, и эгинские «черепахи» (монеты, помеченные эмблемой острова) стали первой государственной монетной системой континентальной Греции[219].