Жизнь Греции. История цивилизации

Олигархия эвпатридов, т. е. аристократического господствующего меньшинства, продолжала править Аттикой на протяжении почти пяти столетий. При их правлении население было разделено на три политических разряда: hippes, или всадники, которые владели конями[364] и служили в кавалерии; zeugitae, которые владели упряжкой быков и могли обеспечить себя снаряжением гоплита, чтобы сражаться тяжеловооруженными; thetes, наемные работники, которые сражались как легковооруженные пехотинцы. Гражданами считались только два первых класса, и только всадники могли служить архонтами, судьями или жрецами. По истечении срока своих полномочий архонты, если они ничем себя не запятнали, автоматически и пожизненно становились членами буле, или Совета, собиравшегося прохладными вечерами на Ареопаге, или холме Ареса, избиравшего архонтов и правившего государством. Даже при монархии этот сенат Ареопага ограничивал власть царя; теперь же, при олигархии, он пользовался тем же верховенством, что и его римскйй двойник[365].

С экономической точки зрения, население также распадалось на три группы. Выше всех стояли эвпатриды, жившие в относительной роскоши в городах, пока рабы и наемные рабочие возделывали их сельские поместья, а купцы приносили им прибыль с предоставленных ими ссуд. Следующими по богатству были демиурги, или «работающие для народа», — т. е. специалиста, ремесленники, торговцы и свободные неквалифицированные рабочие После того как колонизация открыла новые рынки, а чеканка монеты освободила торговлю, неуклонно возрастающее могущество этого класса превратилось в ту взрывную силу, что отвоевала ему долю в правительстве при Солоне и Писистрате и достигла своего апогея при Клисфене и Перикле. Большинство рабочих были свободными; рабы все еще составляли меньшинство, даже в низших классах[366]. Беднее всех были георгой, буквально земледельцы, мелкие крестьяне, сражающиеся со скупостью почвы и алчностью ростовщиков и феодальных помещиков, утешаемые лишь гордым сознанием владения клочком земли.

У некоторых из этих крестьян когда-то были обширные наделы; но их жены оказались щедрее их земли, и из поколения в поколение эти участки дробились между сыновьями. Коллективное владение имуществом рода или патриархальной семьи стремительно отходило в прошлое, а ограды, рвы и изгороди служили признаком расцвета ревнивой индивидуальной собственности. По мере того как наделы уменьшались, а сельская жизнь становилась все менее обеспеченной, многие крестьяне продавали свои землй — несмотря на штрафы и лишение гражданских прав, которыми карались такие сделки, — и перебирались в Афины или меньшие города, где становились торговцами, ремесленниками, чернорабочими. Другие, не способные справиться с обязанностями собственника, превращались в арендаторов, возделывающих поместья эвпатридов, — гектеморов, или «издольщиков», удерживавших часть продукции как свою заработную плату[367]. Иные продолжали бороться, занимали деньги, закладывая свою землю под высокие проценты, и, будучи не в состоянии расплатиться, оказывались прикрепленными к земле своими кредиторами и работали на них как крепостные. Держатель залога считался гипотетическим владельцем этой собственности, пока залог не будет погашен, и помещал на заложенную землю каменную плиту, объявляющую о его праве собственника[368]. Небольшие наделы становились все меньше, число свободных земледельцев сокращалось, крупные наделы все росли. «Немногие собственники, — говорит Аристотель, — обладали всей землей, а землепашцы могли продаваться, словно рабы, вместе со своими женами и детьми», даже на чужбину «в случае неуплаты арендной платы» или долгов[369]. Заморская торговля и вытеснение бартера денежными операциями нанесли по крестьянину еще один удар, так как конкуренция с привозным продовольствием сбивала цены на продукцию, тогда как цены на промышленные товары, которые ему приходилось покупать, определялись силами, находящимися вне его контроля, и необъяснимым образом росли из десятилетия в десятилетие. Неурожайный год разорил многих хозяев, а некоторых довел до голодной смерти. Бедность сельского населения Аттики возросла настолько, что войну приветствовали как избавительницу: благодаря ей можно было захватить новые земли, и кормить пришлось бы куда меньше ртов[370].

Тем временем в городе не сдерживаемые законом средние классы довели свободных работников до нищеты и постепенно заменяли их рабами[371]. Мускульная сила подешевела настолько, что всякий, кто мог ее приобрести, считал ниже своего достоинства работать собственными руками; ручной труд стал признаком кабалы, занятием, недостойным свободного человека. Землевладельцы, завидуя росту богатства купеческого класса, продавали за границу зерно, необходимое для пропитания их арендаторов, а в конце концов, по праву кредитора, стали продавать и самих афинян[372].