Жизнь и борьба Белостокского гетто. Записки участника Сопротивления

После войны останки погибших партизан были перезахоронены на кладбище в Белостоке. После гибели Ионы Сухачевского командиром отряда стал Шепсл Боровик, кожевенник из Белостока. В конце октября или ноября 1943 года в наших лесах появилась небольшая группа советских партизан из крупного партизанского соединения под командованием генерала Ф. Ф. Капусты, действовавшего гораздо восточнее нас, в Липичанской пуще. Они имели задание ознакомиться с обстановкой в лесах под Белостоком. Когда они собрались вернуться, вместе с ними ушли Марек Бух и Эле Варат[25], которым было поручено установить непосредственную связь с командованием этого соединения.

Несколько слов следует сказать о партизанском быте. Он был не просто труден — опасности подстерегали на каждом шагу. Чтобы жить и воевать, надо было кормить людей. Продовольствие можно было раздобыть только в деревне. Часть крестьян сочувствовали партизанам и делились с нами картофелем, горохом, другими овощами, мукой. Более богатые крестьяне, крепкие середняки нередко негативно относились к партизанам. В таких случаях приходилось реквизировать какие-то продукты.

Расписки, которые мы им давали, вполне естественно, их не удовлетворяли, и они иногда удирали и вызывали карателей. Если фашисты стояли недалеко, приходилось вступать в бой в невыгодных условиях, и временами за продукты приходилось платить жизнью партизан. Проблемой были не только продукты, но нередко и вода. Не хватало мыла, белья. Появились вши, с которым бороться было трудно. Антисанитарные условия, неполноценное питание привели к появлению у многих партизан фурункулов. Посильную помощь оказывали здесь врач Элиэзер Оздер и Голда Каменецкая, моя будущая жена, выполнявшая обязанности медсестры.

Говоря о специфике партизанской борьбы в белостокских лесах, следует напомнить, что в 1942–1943 годах эти места находились в глубоком немецком тылу — до фронта было около 800 километров. Белостокский округ был, как уже отмечалось, аннексирован рейхом. Концентрация различных немецких частей, жандармерии, полиции, специальных карательных отрядов была очень высокой. Гарнизоны с карателями были расположены во многих деревнях, находящихся недалеко от леса. Условия глубокого немецкого тыла, изолированность нашего отряда — практическое отсутствие вплоть до весны 1944 года в наших лесах иных, особенно сильных, партизанских формирований, которые могли бы в каких-то ситуациях помочь и давали бы чувство локтя, и, наконец, недружелюбное отношение определенной части населения — все это вынуждало вести себя в лесу очень осторожно. Прежде всего надо было научиться бесшумно двигаться, не наступать на сухие веточки. Нашим партизанам строго запрещалось производить шум. В тихом лесу, особенно рано утром или вечером, малейший шум, особенно позванивание металлических предметов (ведер, котелков, ложек…), слышен был на многие километры. С помощью предателей, в частности отдельных лесников, гитлеровцы нередко устраивали засады не только у мостов и на дорогах, но также у некоторых родников, которыми пользовались партизаны.

На такую засаду у родника наткнулись два наших партизана, пришедшие с ведрами набрать воду, — мой школьный товарищ Янкель Меламед и молодая девушка Ханка Стриковская. Оба погибли. Наиболее опасным агентом немецкой жандармерии был местный пастух Корабович, знавший все урочища и болота, все дороги и тропинки в лесах под Супраслем. В конце августа он привел немецких карателей в лагерь нашего отряда. Состоялся тяжелый бой, в котором погибли несколько наших товарищей. Понесли потери и каратели, в частности был уничтожен их ищейка Корабович. Для немцев это была чувствительная потеря. Они устроили в Супрасле похороны Корабовича, на которые согнали местное население.

Прошло осеннее ненастье, и началась зима, особенно тяжелая пора для партизан. Одна из основных проблем заключалась в… снеге. С одной стороны, со снегом решалась проблема воды: можно было топить его и не подвергать себя опасности, ходя за водой. Можно было по утрам обтираться снегом. Но, с другой стороны, снег имел свою опасность: на нем четко оставались следы. Особенно опасно было сворачивать с дороги или хоженой просеки вглубь леса. Оставленные следы могли заметить лесорубы или лесники, а кто-то из них мог и донести карателям.

Тяжелые потери мы понесли 2 января 1944 года. Накануне мы пошли за продуктами и информацией в деревню Дворжиск. Мы вышли вечером, шел густой снег. Расчет был на то, что он покроет наши следы. Однако, когда мы возвращались, снег прекратился и следы вели прямо в лагерь. Этим воспользовались каратели, вызванные неизвестными нам крестьянами. Утром большой, вооруженный до зубов отряд фашистов появился возле нашего лагеря. Наши часовые обнаружили их в 100–150 метрах от лагеря. Одетые в белые маскхалаты, с автоматами и пулеметами, немцы тихо двигались гуськом по нашим ночным следам. Часовые решили, что лучше не обнаруживать себя выстрелами, и быстро доложили командиру.