Жизнь и борьба Белостокского гетто. Записки участника Сопротивления

На обратном пути я опять должен был перейти злополучный мост под местечком Супрасль. На сей раз я решил сделать это в середине ночи. Подойдя к мосту, я около часа лежал в кустах, слушая и наблюдая. Убедившись в том, что никаких звуков от возможных часовых не слышно, я встал и подошел к мосту. На нем действительно никого не было, и я благополучно перешел на тот берег. Еще через два-три часа я подошел к 147-му квадрату. Было темно и тихо. Прежде я там никогда не бывал. Чтобы не оставить следов, когда я свернул с просеки вглубь лесной делянки, я прыгал с одного не покрытого снегом пятачка на другой. Такие проталины, как правило, находились под ветками деревьев и кустов, поэтому продвигался я медленно. По мере того как я углублялся в лес, я услышал слабые звуки тупых ударов, а затем почувствовал дымок. Я понял, что не ошибся: близко землянка, там колют дрова и топят печку. Вскоре меня окликнул часовой.

Это был лагерь группы Элиаша Баумаца. Партизаны этой группы, тесно взаимодействующие с отрядом «Форойс», приняли меня хорошо. Однако отдельные товарищи проявили некоторую настороженность, опасаясь, что при входе на делянку я мог оставить следы. Когда несколько дней прошли благополучно, эти люди стали ко мне относиться более доброжелательно. Из отряда «Форойс» здесь остались два человека, остальные решили зимовать в другом лагере, в 113-м квадрате. Вскоре мы увиделись, я рассказал им о моих встречах в Белостоке.

В группе Баумаца я нашел свою подругу жизни — Голду Каменецкую (Галю). Я обратил на нее внимание еще летом 1943 года, однако любовь разгорелась у нас в первые месяцы 1944-го. Меня покорили ее доброжелательность и женственность. Зародившееся чувство обострило внимание к удивительной красоте природы. Жизнь в лесу и раньше давала необыкновенные возможности тесного общения с ней, однако чаще было не до этого. Появившееся, несмотря на постоянную опасность, потери родных и друзей, некоторое чувство внутренней гармонии помогло зимой и ранней весной 1944-го вновь обрести благоговение и восторг перед вечной красотой природы. Морозной ночью нельзя было не восхищаться тем, как миллионами маленьких звезд блестят снежинки на земле и сосульки на ветках елок. Ранней весной трудно было оторвать глаза от пробегающей недалеко, на фоне нежной зелени, грациозной серны.

Однако зимний «отпуск» подходил к концу, наступила весна. В соответствии с январской договоренностью с городскими подпольщиками я должен был опять отправиться на связь в город. 21 или 22 марта я вышел в путь. Потеплело, земля освободилась от снега. Ходить стало легче. Через мост решил перейти вечером. И на этот раз обошлось благополучно. По-видимому, постоянной охраны здесь не было. Я приблизился к Белостоку, но ночью заходить в него было неразумно — с 22 часов и до 6 утра действовал комендантский час. Поэтому остальную часть ночи я решил провести в ближнем лесу, отоспаться, подождать до утра. Я улегся под развесистой елью и после физического и нервного напряжения быстро уснул. Проснулся, когда было уже светло, и не поверил своим глазам: кругом было бело от снега! Во второй половине ночи повалил густой снег, как это бывает иногда в марте. Я отряхнулся и пошел в город, до него было уже близко. Здесь следы уже не были страшны.

На сей раз мне было легче. Я сразу пошел на квартиру к Лизе Чапник. Собралось несколько подпольщиц. Настроение было лучше: Красная армия наступала и продвигалась на запад. С другими подпольщицами встретились на квартире Хаси Белицкой (Хеленки), смелой и находчивой девушки. Затем мы с Лизой Чапник договорились о встрече с Артуром Шаде на его квартире. Под вечер мы пошли. Там ждал меня ценный сувенир — Шаде достал для меня бельгийский короткий карабин с патронами. Мы договорились с ним о дальнейшем сотрудничестве, выпили рюмку вина за победу над фашизмом. Встала проблема, как вынести из квартиры Шаде карабин.

Подумав, я вынул затвор, его положила к себе в сумку Лиза, а карабин я сунул под мышку и заправил ствол в брюки. Ходить было неудобно, я хромал, но делать было нечего. Немецкие патрули встретились раза два, но не остановили, и мы с Лизой благополучно дошли до ее квартиры.

Во время этой «прогулки» небольшие потери я все же понес. Несмотря на вынутый затвор, выступы ствольной коробки карабина поранили мне бедро. Когда пришло время возвращаться в лес, я решил сменить «технологию» выноса карабина. Попросил девушек достать мне жестяную трубу от печки-буржуйки с коленом. В этой трубе, одно из отверстий которой мы закрыли черной бумагой, я вынес карабин из города. Четвертый раз рисковать перейти мост под Супраслем я уже не хотел — Бог только троицу любит… Стояли первые дни апреля, и я отошел на километр от моста, нашел брод, разделся и с вещами и карабином в поднятых руках перешел Супраслянку вброд. Вода была еще холодной, но это было лучше, чем попасть в руки жандармам. Я быстро оделся, согрелся и пошел к лагерю[27].

На сей раз все меня встречали тепло.