В тот январский день 1944 года Марыля Ружицкая была одета в черный ватник. Несколько сутуловатая, с простым открытым лицом, она могла легко сойти за местную крестьянку. При выходе из леса у местечка Супрасль (сюда я в детские годы несколько раз приезжал на дачу) надо было перейти мост, возле которого находился гарнизон немецкой жандармерии. Стояли сумерки зимнего вечера. Часть окон была освещена. В некоторых видны были немцы. По-видимому, помещение сильно отапливалось — половина окон были открыты. Мы договорились с Марылей, что я притворюсь пьяным, а она будет толкать меня и сильно ругать. Мы двигались к мосту, разыгрывая эту бытовую сценку. Некоторые гитлеровцы хохотали и подзадоривали Марылю, другие кричали: «Polnishe Schweine!» Развлекались и те и другие. Настроение у них было все еще новогоднее. Никто нас не остановил, и мы благополучно перешли мост. Часа через два, без приключений, мы добрались до Белостока.
По договоренности с Марылей я вначале остановился у белорусской подпольщицы Брони Зимнох, живущей недалеко от шоссе, идущего к лесу, — на улице Пшеязд. Этой женщине было тогда лет 45. У нее было доброе лицо, и она приняла меня весьма доброжелательно. Затем я перешел к подпольщице Ане Руд, у которой помылся и немного отдохнул. Оттуда перебрался на квартиру Лизы Чапник, в дом 12 по улице Хорощанской — там я находился несколько дней до конца моего пребывания в Белостоке. Лиза Чапник (Марыся), невысокая, очень подвижная, с живыми глазами, пользовалась заслуженным авторитетом среди подпольщиков. Этому содействовали ее ум, организаторские способности, самоотверженность и решительность. Хорошее впечатление произвели на меня и другие подпольщицы: Хайка Гроссман, Броня Винницкая, Хася Белицкая и Аня Руд, — не говоря уже о Марыле Ружицкой, которую я успел узнать в лесу и с которой мы проделали опасный путь в город. Лиза жила в комнате одноэтажного дома с отдельным входом. За стеной жила хозяйка-полька. Под полом находился подвал.
Подвал этот использовался Лизой Чапник и ее подругами для тайного хранения различных вещей. Во время моего пребывания у Лизы этот подвал запомнился мне по другой причине, достаточно прозаической, в какой-то степени забавной, но в тот момент это могло кончиться трагически и для меня, и для Лизы. Дело в том, что осенью и зимой на переломе 1943–1944 годов мы находились в лесу на голодном пайке. Когда в январе 1944-го я прибыл в Белосток на связь с нашими подпольщиками, они старались подкормить меня. В результате желудок мой не выдержал, а выходить на двор в туалет нельзя было — хозяйка сразу же могла бы обнаружить присутствие незнакомца в комнате своей квартирантки. Поэтому я вынужден был преодолеть естественный стыд и неловкость и использовать в качестве туалета этот небольшой подвал. Надо отдать должное Лизе Чапник и Марыле Ружицкой, которые той злосчастной ночью находились со мной в комнате Лизы, — они помогли мне шуткой и делом выйти из этого крайне неприятного положения.
Лиза и Марыля познакомили меня с польскими и немецкими антифашистами, в частности, с пожилым польским рабочим Брониславом Бурдзинским по кличке Вуек (Дядя), опытным подпольщиком и подлинным интернационалистом, а также с немецкими антифашистами Артуром Шаде, Отто Буссе и Александром Боле. Артур Шаде, руководитель немецких антифашистов, бывший левый социал-демократ, работал директором текстильного комбината № 4 в Белостоке. Во время фашистских «акций» в гетто он спас около десяти еврейских рабочих, спрятав их на территории комбината. Среди них была подпольщица из гетто Минна Кизельштейн, познакомившая Артура Шаде с подпольщиками «арийской» стороны[26]
.Встретившись с Артуром Шаде на квартире Лизы Чапник, я договорился о сотрудничестве с нашим партизанским отрядом. Через несколько дней он передал мне медикаменты, карты и компасы. Вскоре я попрощался с подпольщиками и двинулся в обратный путь, предварительно договорившись, что весной, во второй половине марта я опять приду на связь. Ведь тогда, после подавления восстания в гетто и гибели подавляющего большинства членов и руководителей антифашистской организации, горсточка наших подпольщиц на «арийской» стороне стала последним «редутом» нашего отряда в городе.