Жизнь и гибель Николая Курбова. Любовь Жанны Ней

Погибшего легкого нельзя восстановить. Но у Аглаи снова появилась надежда. У нее есть теперь цель, ради которой стоит жить. Аглая раздобудет Андрея. «Цислас» — ведь это же он! В Кремле печатают фальшивые документы — все знают, немецкие, американские, какие угодно. А деньги? Деньги тоже фальшивые. Не верите? Спросите кого хотите. Спросите Дарью Евлампиевну из квартиры четырнадцатой, у нее племянник там служит. Они печатают какие угодно деньги. Андрей на все пошел ради той шлюхи. Может быть, он и сам фальшивомонетчиком заделался. Каково! Кутит. А самому небось страшно. Ведь Париж не Москва. И Ася вот пишет: там порядок. Городовые всюду. Это не комсомол. Там живо скрутят. Там Андрей от нее не уйдет. В государстве, где все на месте, раз повенчана — это уже нерушимо, это от Бога. Ведь не советский же брак. Французы отдадут ей Андрея. А ту мерзавку посадят в часть. Желтый билет ей выдадут — вот что! Аглая читала когда-то, когда еще существовала библиотека на Петровских линиях, страшный роман. Она знает: в Париже таких тварей не гладят по головке. Их даже сажают в тюрьму Сен-Лазар, там старые монахини их щиплют. И правильно. Это не грех. Это за дело. Вот мало та дрянь заставила Аглаю плакать? А сам-то хорош — в «дансинге» — слово одно чего стоит! — жрет и смеется. «Дансинг» — это, должно быть, ночной ресторан вроде «Стрельни». Ну, она им покажет! Аглая добьется своего. Аглая отвоюет мужа.

И Аглая побежала на Ильинку. Все ее дальнейшие поступки методичностью и нелепостью напоминали поведение лунатика. Решив ехать в Париж, она почувствовала себя богомолкой Древней Руси, которая с посошком и краюхой хлеба отправлялась через Угрию в валашские земли, в город Вар, к родному Николе. Аглая не признавала паспортов. Какие же могут быть паспорта в стране, где даже попы и те стали фальшивыми? С большевистским паспортом, только перейдет она границу, ее повесят, как чекистку. Аглая решила пробираться тихонько, ползком. На деньги, полученные за браслет, купила она четыре «чижика» и еще английские ассигнации у одного знакомого — клялся он сыном Васей, что не фальшивые, настоящие лондонские, даже попачкались, пока до Москвы дошли.

Аглая приехала в Минск. Там-то начались ее мытарства. Четыре дня мучил Аглаю какой-то Юк-Заботко, бородатый мошенник, переправлявший через границу беглых людей, шелковые чулки, икру. На пятый день Аглая очутилась с Юк-Заботко в лесу. Она храбро шла, она ничего не боялась. Она знала, что идет добывать Андрея и что она его добудет. Изредка только она останавливалась и начинала трястись от кашля. Лес тогда заполнялся простуженным песьим лаем, сгустки крови вылетали на мох. Юк-Заботко трусливо озираясь, шептал:

— Тише ты! Услышат. Сдержись. В Польше успеешь накашляться.

Показалась луна. Было тихо, сыро и грустно, где-то возле невидимой границы, может быть, еще в России, может быть, уже в Польше, в темном густом лесу. Вдруг Юк-Заботко остановился. Аглая ждала. Но он не двигался с места. Наконец, харкнув и надвинув на глаза околышек картуза, он тихо сказал:

— Давай деньги.

— Я ведь дала вам, как условились, дала.

— Давай еще, все, что есть, а то здесь брошу.

— У меня больше ничего нет.

— Тогда и не пройдешь дальше. Здесь тебя большевики прикончат.

Аглая села на мох, приподняла юбку и стала выпарывать английскую бумажку.

— Вот, это лондонские.

— На кой они ляд мне? Золото давай.

— Нет у меня больше.

Юк-Заботко, которому начинала надоедать эта беседа, нетерпеливо дернул цепочку медальона, висевшего на груди Аглаи.

— Вот это давай. Золотой?

— Это дочка моя, Сашенька, умерла она… Не могу я этого отдать.

— Давай. А что нарисовано, так я соскоблю.

Верблюд шел через пустыню, Аглая ехала к Андрею. Она сняла медальон и, нежно поцеловав, отдала его Юк-Заботко. Но тогда она почувствовала, что расстается навеки с Сашенькой. Это было второй смертью и вторым выносом. У нее отнимали дочку, Сашеньку, и, не вытерпев, Аглая стала вскрикивать, сначала тихо, потом все громче и громче. По всему лесу понесся звериный вой. Напрасно Юк-Заботко кричал ей:

— Стерва! Да замолчи ты! Услышат!

Аглая не могла сдержаться. Это был обычный припадок. Стыла дымная луна. В сыром лесу копошились лягушки. Аглая кричала. Тогда Юк-Заботко в сердцах ударил ее рыжим большим сапогом. И стало тихо в лесу, только ветки стонали: их быстро расталкивал, пробираясь к себе домой, честно заработавший свой ужин Юк-Заботко.

Глава 38 ПАШТЕТ БУДЕТ С ТРЮФЕЛЯМИ