Жизнь и гибель Николая Курбова. Любовь Жанны Ней

Май в Париже чудесен. Все ландыши, которые только цветут в лесах и Бретани, и Савои, и Пиренеев, скромные, тихие ландыши, прячущиеся под зонтиками темно-зеленых листьев, сбегаются на улицы Парижа, и вместо города с палатой депутатов и с биржей на один месяц Париж становится ландышевым садом. В мае, может быть, парижанки — и те перестают душиться: они без духов пахнут так же, как пахнет Париж: они пахнут ландышами. Если это так, то, конечно, парфюмеры терпят большие убытки. Но что же делать? Даже всесильные фабриканты не могут отменить весну. В мае весь Париж веселится. Рабочие ходят по улицам с яркими флагами и поют самые что ни на есть задорные песни. Финансисты ездят на бега в Лоншан. В бассейнах Люксембургского сада дети пускают целые армады ярких корабликов. Женщины влюбляются; они каждую минуту смотрят на часики, боясь пропустить свиданье; желая угодить своим возлюбленным, они, что ни день, меняют прическу. А ландыши… А ландыши пахнут.

На столике парижского адвоката господина Амеде Гурмо стояли ландыши, и они не давали ему сосредоточиться. Следовало бы запретить цветам пахнуть в будничные дни. Цветы ведь мешают занятым людям работать. Это не была пышная корзина, поднесенная богатой почитательницей. Нет, господин Амеде Гурмо был еще молод и никому не известен. Он только начинал свою карьеру. Маленький букетик принесла ему вчера его любовница, Мари, дактилографка «Лионского кредита». И теперь, сидя за рабочим столом, господин Амеде Гурмо все время думал о Мари. Ведь так же пахло тело его любовницы. Мари хорошо придумала: она заставила своего друга неустанно вспоминать о ней. Но конечно, это все же преходящий эффект: как только господин Амеде Гурмо получит хороший процесс и станет на ноги, он немедленно бросит простенькую Мари. Он поднимется на следующий этаж: он вступит в связь с настоящей шикарной дамой, не с дактилографкой, но с артисткой или даже с молодой женой прокурора. Прежде всего нужно выдвинуться. А для этого нужно работать.

И господин Амеде Гурмо отодвинул подальше от себя букетик ландышей. Он взял в руку карандаш. Он сделал умное, проницательное лицо. Но тотчас же он встал и подошел к зеркалу. Ему захотелось проверить, действительно ли он может глядеть вдумчиво и вместе с тем задушевно? Во время процесса огромную роль играет лицо. Завтра у него будет именно такое лицо. Очень хорошо! Он остался более чем доволен. Обладая таким лицом, он может быстро стать самым модным адвокатом Парижа.

Но нужно работать! Господин Амеде Гурмо принялся составлять конспект завтрашней речи. Он разделил ее на три части: опровержение доводов обвинения, собственная версия убийства и, наконец, третья главная часть — социальное, а также психологическое оправдание совершенного акта. Все было обдумано в полном соответствии с правилами классической речи. Паштет готов, не хватает одного: трюфелей. Во всем конспекте не имелось ни одного живого образа, за который можно было ухватиться. Нет, его положительно хотят загубить, всучив ему это дело. Приятно ли выступать на процессе, где все заранее известно, так что вечерние газеты могут смело печатать приговор, не дожидаясь даже телефонного звонка репортера?

Только оправдание могло бы заставить имя господина Амеде Гурмо действительно прогреметь по всей Франции. Но оправдание было бы чудом. Адвокат не пил абсента и не нюхал кокаина, кроме того, он не был Аглаей. Как же он мог верить в чудо? Нет, об оправдании нечего и думать. Снисхождение тоже более чем сомнительно. Если бы у него был другой подзащитный! Если бы добиться от этого кретина каких-нибудь деталей, например рассказа об его детстве: злодей-отец бьет жену и ребенка, подвыпив, ломает игрушку, старенького паяца, ребенок плачет, ребенок прикрывает собой мать. Тяжелая наследственность, страшные воспоминания детских лет. Да, это было бы крупным козырем. Но подзащитный попался исключительный. Лучшего подтверждения теории Ломброзо нельзя найти. Правда, уши с мочками. Но этот взгляд исподлобья, это тупое молчание!..