Жизнь и граница

Как и везде, в Афганистане тоже есть богатые и влиятельные люди. Отец попросил о финансовой помощи для проведения операции сыну, предложив взамен бесплатно отработать несколько лет. Так вышло, что эти влиятельные люди поспорили на выстрел, но стрелок узнал об этом уже потом.

Один богатый афганец сказал своему товарищу, что у его работника болеет сын, поэтому он просит денег на операцию взамен двухлетней работы на заводе. А ещё он сказал, что этот человек – лучший стрелок. Слово за слово, и друг влиятельного афганца спросил: «А насколько он хороший стрелок? У меня тоже есть стрелки не хуже». Директор завода ответил, что он самый лучший. Тогда они поспорили на этот выстрел. Однако даже директор завода не знал, чем в итоге это закончится.

Позвали отца этого мальчика, и друг владельца завода спросил: «Ты хорошо стреляешь?» «Хорошо», – ответил отец мальчика. «Я хочу посмотреть, насколько ты хорош. Но у меня есть одно условие. Если ты согласен, я дам деньги на операцию и тебе не нужно будет отдавать их твоему шефу». «Да, я согласен», – ответил отец. «Хорошо, тогда ты должен будешь стрелять со ста метрового расстояния из автомата Калашникова 7,62 мм по стакану с водой, который будет стоять на голове твоего сына. Попадешь – деньги твои!»

Владелец завода попросил своего друга изменить условие: «Прошу тебя, у него один больной сын. Всего один. И ты знаешь, как он важен для него. Но у него есть три дочери! Выбери любую из них – пусть это будет дочь. Ведь их три…». «Хорошо, – сказал товарищ владельца, – пусть будет старшая дочь».

Отец понял, что назад отыграть уже не получится. Привели старшую дочь. Ей было 13 лет. Мальчик видел глаза отца – его сухие слёзы, тоску и дикий ужас, отчаяние и безысходность. Мальчик очень внимательно смотрел на действия отца: он поднял руки и голову к небу, закрыл глаза и сказал: «Господь всемогущий». Когда мужчина опустил голову и открыл глаза, то взгляд его изменился – уже не было эмоций и чувств. Его тут будто и не было вовсе. В какой-то миг он преобразился: его белая рубаха – пирухан стала ослепительно белой и даже не мятой, будто превратилась в новую и поглаженную. С привычной лёгкостью отец взял в руки автомат, затвором автомата дослал патрон в патронник и посмотрел вперёд. Мальчик тоже посмотрел вперёд. На расстоянии ста метров стояла его сестра с еле заметным стаканом на голове. Он некогда не видел её такой. Мальчику показалось, что сейчас его сестра была похожа на овечку. Она смотрела на отца своими чёрными глазами-угольками и просто стояла. Стояла и молчала. Никто не заметил, как мальчик опасался за неё. Да лучше бы она тогда закричала или убежала, но не молчала! Тишина стояла такая, что от неё разрывало ухи, будто кричали и лаяли тысячи бешеных собак.

Выстрел. Бах! За долю секунды стакан разлетелся вдребезги. Тринадцатилетняя девочка закрыла лицо руками, закричала и побежала. «Ну, наконец-то она закричала», – мальчику стало легко, и он тихо заплакал. После этого случая он уже никогда ничего и никого не боялся. И больше не описывался. Операцию сделали – с ним всё было хорошо. Отец же после этого случая стал более замкнутым и молчаливым. А сестру вскоре выдали замуж, и они её больше не видели.

«Никто и никогда не смог захватить Афганистан», – снова пронеслось у него в голове, когда самолет сбросил бомбы.

Другие законы

Наша колонна ехала дальше. Горы уже скрылись вдали, и перед нами раскрылись поля и равнина. Мы приближались к городу Курган-Тюбе. В одном из кишлаков на дорогу вышел какой-то человек. Он был одет в национальные одежды: тюбетейку и чапан с затянутым цветным поясом, но с более зеленоватым оттенком. Длинная борода накладывала отпечаток неопределенного времени его возраста.

Наш КамАЗ остановился перед человеком. Водитель открыл свою дверь и непринуждённо выскочил из машины так, будто он так делал всегда. Но я заметил, что со стороны спины он засунул под рубашку большой нож, похожий на кинжал. К старику подошли ещё несколько человек, и они все разговаривали с водителем. В ходе разговора я заметил, как водитель что-то объясняя, показывал рукой в мою сторону и произносил слово «офицер». Вскоре он сел обратно в машину, и мы снова отправились в путь. Чуть позже он пояснил мне, что эти люди хотели получить дизельное топливо, которое мы везли. Но он им сказал, что не может этого сделать, так как в машине едет проверяющий офицер.

Я знал, что армейская колонна не должна останавливаться вот так по требованию. Да и вообще не должна останавливаться. Охранение колонны могло открыть огонь на поражение или просто задавить этих людей. Однако удивления по этому случаю я не испытал. Возможно, сам законный порядок вещей как-то окончательно не сросся с моим понятием, а будто боролся за право первенства в моей душе или, так сказать, юношеских порывах.