Читаем Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена полностью

Другой бы прекратил разговор о Стевине; – но дядя Тоби не таил злобы в сердце своем, и потому продолжал говорить на ту же тему, желая показать отцу, что он не сердится.

– Ваше внезапное появление, доктор Слоп, – сказал дядя, возвращаясь к прерванному разговору, – тотчас же привело мне на мысль Стевина. (Отец мой, можете быть уверены, не предлагал больше держать пари о том, кто такой этот Стевин.) – – Дело в том, – продолжал дядя Тоби, – что знаменитая парусная повозка, принадлежавшая принцу Морицу[107] и построенная с таким замечательным искусством, что полдюжины пассажиров могли в ней сделать тридцать немецких миль в какое-то совсем ничтожное число минут, – – была изобретена великим математиком и инженером Стевином.

– Вы могли бы, – сказал доктор Слоп, – поберечь вашего слугу (ведь он, бедняга, у вас хромой) и не посылать за Стевиновым описанием этой повозки, потому что на обратном пути из Лейдена через Гаагу я сделал добрых две мили крюку, своротив в Шевенинг с целью ее осмотреть.

– Это пустяки, – возразил дядя Тоби, – по сравнению с тем, что сделал ученый Пейреския, который прошел пешком пятьсот миль, считая от Парижа до Шевенинга и обратно, только для того, чтобы ее увидеть, – больше ни для чего.

Некоторые люди терпеть не могут, чтобы их обгоняли.

– Ну и дурак он, – возразил доктор Слоп. Однако обратите внимание, что сказал он это вовсе не из презрения к Пейрескии, – а потому, что неутомимое мужество этого ученого, проделавшего пешком такой далекий путь единственно из любви к знанию, сводило к нулю подвиг самого доктора Сдана в этом деле. – Ну и дурак этот Пейреския, – повторил он. – Отчего же? – возразил отец, беря сторону брата, не только с целью поскорее загладить нанесенное ему оскорбление, которое все не выходило у отца из головы, – но отчасти и потому, что разговор начинал его серьезно интересовать. – Отчего же? – сказал он, – отчего надо бранить Пейрескию[108] или кого-нибудь другого за желание полакомиться тем или другим кусочком подлинного знания? Сам я хоть и ничего не понимаю в этой парусной повозке, – продолжал он, – однако у ее изобретателя, наверно, были большие способности к механике; понятно, я не в силах разобраться, какими философскими принципами он руководился, – – – все-таки его машина построена на принципах очень основательных, каковы бы они ни были, иначе она не могла бы обладать теми качествами, о которых говорил мой брат.

– Она ими обладала, если только не была еще более совершенной, – сказал дядя Тоби; – ведь, как изящно выражается Пейреския, говоря о скорости ее движения: Tarn citus erat, quam erat ventus, что означает, если я не позабыл моей латыни: она была быстрая, как ветер.

– А позвольте узнать, доктор Слоп, – проговорил отец, перебив дядю (и извинившись перед ним за свою неучтивость), – на каких принципах основано было движение этой повозки? – – На очень хитрых принципах, можете быть уверены, – отвечал доктор Слоп; – – – и я часто дивился, – продолжал он, обходя вопрос, – почему никто из наших помещиков, живущих на обширных равнинах, вроде нашей (я особенно имею в виду тех, чьи жены еще способны рожать детей), – не попробует какого-нибудь средства передвижения в этом роде; ведь не только оно пришлось бы чрезвычайно кстати в экстренных случаях, которым подвержен прекрасный пол, – лишь бы ветер был попутный, – но сколько также средств сберегло бы применение ветра, который ничего не стоит и которого не надо кормить, вместо лошадей, которые (черт бы их драл) и стоят и жрут ужас сколько.

– Как раз по этой причине, – возразил отец, – то есть потому, что «ветер ничего не стоит и его не надо кормить», – предложение ваше никуда не годится; – ведь именно потребление наших продуктов наряду с их производством дает хлеб голодным, оживляет торговлю, – приносит деньги и поднимает цену наших земель; – признаться, будучи принцем, я щедро наградил бы ученую голову, выдумавшую такие механизмы, – тем не менее я бы строго запретил их употреблять.

Тут отец попал в свою стихию – – и пустился было так же пространно рассуждать о торговле, как дядя Тоби рассуждал перед этим о фортификации; – но, к большому ущербу для науки, судьба распорядилась, чтобы ни одно ученое рассуждение, к которому приступал в тот день мой отец, не было им доведено до конца, – – – ибо, едва только открыл он рот, чтобы начать следующую фразу, —

Глава XV

как вбежал капрал Трим со Стевином. – Но он опоздал: – предмет был полностью исчерпан в его отсутствие, и разговор пошел по другому пути.

– Можешь отнести книгу домой, Трим, – сказал дядя Тоби, кивнув ему.

– Постой, капрал, – сказал отец, желая пошутить, – раскрой-ка ее сначала и посмотри, не найдешь ли ты в ней чего-нибудь о парусной повозке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза