Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

«Я сказал, что такие попытки делались много раз, – и это правда; – – в самом деле, что может быть зауряднее человека, лишенного всякого чувства религии – и настолько при этом честного, чтобы не делать вид, будто оно у него есть, который, однако, принял бы за жесточайшее оскорбление, если бы вы вздумали хоть сколько-нибудь заподозрить его нравственные качества, – или предположить в нем хоть малейшую недобросовестность или неразборчивость.

«Когда у нас есть какой-нибудь повод для подобного предположения, – то как ни неприятно относиться с недоверием к столь милой добродетели, как нравственная честность, – все-таки, если бы в настоящем случае нам пришлось добраться до ее корней, я убежден, что мы бы нашли мало причин завидовать благородству побуждений такого человека…

«Как бы высокопарно ни ораторствовал он на эту тему, все-таки напоследок окажется, что они сводятся всего лишь к его выгодам, его гордости, его благополучию или какой-нибудь мимолетной страстишке, которая способна дать нам лишь слабую уверенность, что он останется на высоте в случае серьезных испытаний.

«Я поясню мою мысль примером.

«Мне известно, что ни банкир, с которым я имею дело, ни врач, к которому я обыкновенно обращаюсь» (Нет никакой надобности, – воскликнул, проснувшись, доктор Слоп, – обращаться в таких случаях к врачу), – «не являются людьми набожными: их насмешки над религией и презрительные отзывы о всех ее предписаниях, которые я слышу каждый день, не оставляют на этот счет никаких сомнений. Тем не менее я вручаю мое состояние первому, – и доверяю мою жизнь, еще более драгоценное мое достояние, честному искусству второго.

«Теперь позвольте мне разобрать причины моего неограниченного доверия к этим людям. – Во-первых, я считаю невероятным, чтобы кто-нибудь из них употребил мне во вред власть, которую я им препоручаю; – на мой взгляд, честность есть недурное средство для достижения практических целей в свете; – я знаю, что успех человека в жизни зависит от незапятнанности его репутации. – Словом, я убежден, что они не могут мне повредить, не причинив себе самим еще большего вреда.

«Но допустим, что дело обстоит иначе, именно, что их выгода заключалась бы в противоположном образе действий; что при известных обстоятельствах банкир мог бы, не портя своей репутации, присвоить мое состояние и пустить меня по миру, – а врач мог бы даже отправить на тот свет и после моей смерти завладеть моим имуществом, не пороча ни себя, ни своего ремесла. – На что же в них могу я в таких случаях положиться? – Религия, самый мощный из всех двигателей, отпадает. – Личная выгода, второе по силе побуждение, действует решительно против меня. – Что же остается мне бросить на другую чашку весов, чтобы перетянуть это искушение? – Увы! У меня нет ничего, – ничего, кроме вещи, которая легче мыльного пузыря, – я должен положиться на милость чести или другого подобного ей непостоянного чувства. – Слабая порука за два драгоценнейшие мои блага: – собственность мою и мою жизнь!

«Если, следовательно, мы не можем положиться на нравственность, не подкрепленную религией, – то, с другой стороны, ничего лучшего нельзя ожидать от религии, не связанной с нравственностью. Тем не менее совсем не редкость увидеть человека, стоящего на очень низком нравственном уровне, который все-таки чрезвычайно высокого мнения о себе как о человеке религиозном.

«Он не только алчен, мстителен, неумолим, – но оставляет даже желать лучшего по части простой честности. – Однако, поскольку он громит неверие нашего времени, – ревностно исполняет некоторые религиозные обязанности, – по два раза в день ходит в церковь, – чтит таинства – и развлекается некоторыми вспомогательными средствами религии, – он обманывает свою совесть, считая себя на этом основании человеком религиозным, исполняющим все свои обязанности по отношению к богу. Благодаря этому самообману такой человек в духовной своей гордости смотрит обыкновенно сверху вниз на других людей, у которых меньше показной набожности, – хотя, может быть, в десять раз больше моральной честности, нежели у него.

«Это тоже тяжкий грех под солнцем, и я думаю, что ни одно ошибочное убеждение не наделало в свое время больше зла. – В доказательство рассмотрите историю римской церкви». ( – Что вы под этим разумеете? – вскричал доктор Слоп.) – «Припомните, сколько жестокости, убийств, грабежей, кровопролития» ( – Пусть винят собственное упрямство, – вскричал доктор Слоп) – «освящено было религией, не руководимой строгими требованиями нравственности.

«В каких только странах на свете…» (При этих словах Трим начал делать правой рукой колебательные движения, то приближая ее к проповеди, то протягивая во всю длину, и остановился только по окончании фразы.)