Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

«В каких только странах на свете не производил опустошений крестоносный меч сбитого с толку странствующего рыцаря, не щадившего ни возраста, ни заслуг, ни пола, ни общественного положения; сражаясь под знаменами религии, освобождавшей его от подчинения законам справедливости и человеколюбия, он не проявлял ни той, ни другого, безжалостно попирал их ногами, – не внемля крикам несчастных и не зная сострадания к их бедствиям».

– Я бывал во многих сражениях, с позволения вашей милости, – сказал со вздохом Трим, – но в таких ужасных, как это, мне быть не доводилось. – У меня рука не поднялась бы навести ружье на беззащитных людей, – хотя бы меня произвели в генералы. – Да что вы смыслите в таких делах? – сказал доктор Слоп, посмотрев на Трима с презрением, которого вовсе не заслуживало честное сердце капрала. – Что вы понимаете, приятель, в сражении, о котором говорите? – Я знаю то, – отвечал Трим, – что никогда в жизни не отказывал в пощаде людям, которые меня о ней просили; – а что до женщин и детей, – продолжал Трим, – то прежде чем в них прицелиться, я бы тысячу раз лишился жизни. – Вот тебе крона, Трим, можешь выпить сегодня с Обадией, – сказал дядя Тоби, – а Обадия получит от меня другую крону. – Бог да благословит вашу милость, – отвечал Трим, – а я бы предпочел отдать свою крону этим бедным женщинам и детям. – – Ты у меня молодчина, Трим, – сказал дядя Тоби. – – – Отец кивнул головой, – как бы желая сказать – – да, он молодец. – – —

– А теперь, Трим, – сказал отец, – кончай, – я вижу, что у тебя остался всего лист или два.

Капрал Трим продолжал:

«Если свидетельства прошедших веков недостаточно, – посмотрите, как приверженцы этой религии в настоящее время думают служить и угождать богу, совершая каждый день дела, покрывающие их бесчестием и позором.

«Чтобы в этом убедиться, войдите на минуту со мной в тюрьмы инквизиции». (Да поможет бог моему бедному брату Тому.) – «Взгляните на эту Религию, с закованными в цепи у ног ее Милосердием и Справедливостью, – страшная, как привидение, восседает она в черном судейском кресле, подпертом дыбами и орудиями пытки. – Слушайте! – Слышите этот жалобный стон?» (Тут лицо Трима сделалось пепельно-серым.) – «Взгляните на бедного страдальца, который его издает», – (тут слезы покатились у него) – «его только что привели, чтобы подвергнуть муке этого лжесудилища и самым утонченным пыткам, какие в состоянии была изобрести обдуманная система жестокости». – (Будь они все прокляты! – воскликнул Трим, лицо которого теперь побагровело.) – «Взгляните на эту беззащитную жертву, выданную палачам, – тело ее так измучено скорбью и заточением…» (– Ах, это брат мой! – воскликнул бедный Трим в крайнем возбуждении, уронив на пол проповедь и всплеснув руками, – боюсь, что это бедняга Том. – Отец и дядя Тоби исполнились сочувствием к горю бедного парня, – даже Слоп выказал к нему жалость. – Полно, Трим, – сказал отец, – ты читаешь совсем не историю, а только проповедь; – пожалуйста, начни – фразу снова.) – «Взгляните на эту беззащитную жертву, выданную палачам, – тело ее так измучено скорбью и заточением, что каждый нерв и каждый мускул внятно говорит, как он страдает.

«Наблюдайте последнее движение этой страшной машины!» – ( – Я бы скорее заглянул в жерло пушки, – сказал Трим, топнув ногой.) – – – «Смотрите, в какие судороги она его бросила! – – Разглядите положение, в котором он теперь простерт, – каким утонченным пыткам он подвергается!» – – (– Надеюсь, что это не в Португалии.) – «Больших мук природа не в состоянии вынести! – Боже милосердный! Смотрите, как измученная душа его едва держится на трепещущих устах!» – (– Ни за что на свете не прочитаю дальше ни строчки, – проговорил Трим. – Боюсь, с позволения вашей милости, что все это происходит в Португалии, где теперь мой бедный брат Том. – Повторяю тебе, Трим, – сказал отец, – это не описание действительного события, – а вымысел. – Это только вымысел, почтенный, – сказал Слоп, – в нем нет ни слова правды. – Ну, нет, я не то хотел сказать, – возразил отец. – Однако чтение так волнует Трима, – жестоко было бы принуждать его читать дальше. – Дай-ка сюда проповедь, Трим, – я дочитаю ее за тебя, а ты можешь идти. – Нет, я бы желал остаться и дослушать, – отвечал Трим, – если ваша милость позволит, – но сам не соглашусь читать даже за жалованье полковника. – Бедный Трим! – сказал дядя Тоби. Отец продолжал:)