Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

— Итак, с позволения вашей милости, — сказал капрал (сперва поблагодарив поклоном за офицерский патент), — мы перво-наперво достанем из большого походного сундука шитые мундиры вашей милости, чтобы хорошенько их проветрить и переставить рукава на голубом с золотом — кроме того, я наново завью ваш белый парик рамильи — и пошлю за портным, чтобы он вывернул тонкие пунцовые штаны вашей милости. — —

— Я бы предпочел надеть красные плисовые, — заметил дядя Тоби. — — Они худо сидят на вас, — сказал капрал.

Глава XXIX

— — Тебе надо будет немного почистить мелом мою шпагу. — — Она будет только мешать вашей милости, — возразил Трим.

Глава XXX

— — Зато мы выправим пару бритв вашей милости — и я подновлю свою шапку монтеро да надену полковой мундир бедняги лейтенанта Лефевра, который ваша милость велели мне носить на память о нем, — и как только ваша милость чисто побреетесь — да наденете чистую рубашку и голубой с золотом или тонкий пунцовый мундир — — иногда один, иногда другой — и все будет готово для атаки, — мы смело пойдем на приступ, точно против бастиона, и в то же время, как ваша милость завяжет бой с миссис Водмен в гостиной, на правом фланге, — — я атакую миссис Бригитту в кухне, на левом фланге; когда же мы овладеем этим проходом, ручаюсь, — сказал капрал, прищелкнув пальцами над головой, — что победа будет наша.

— Хотелось бы мне выйти с честью из этого дела, — сказал дядя Тоби, — но клянусь, капрал, я бы предпочел подойти к самому краю неприятельской траншеи…

— Женщина — вещь совсем иного рода, — сказал капрал.

— Да, я думаю, — проговорил дядя Тоби.

Глава XXXI

— Если какая-нибудь из словесных выходок моего отца способна была рассердить дядю Тоби в период его влюбленности, так это вошедшее у отца в привычку превратное употребление одной фразы Илариона-пустынника[432], который, повествуя о своем воздержании, о своих бдениях, бичеваниях и прочих вспомогательных средствах своей религии, — говорил (с несколько большим балагурством, нежели подобало пустыннику), что он употребляет эти средства с целью отучить своего осла (разумея под ним свое тело) становиться на дыбы.

Отец был в восторге от этого изречения; оно не только лаконично выражало — — но еще и порочило желания и вожделения нашей низшей части; в течение многих лет жизни моего отца оно было излюбленным его выражением — он никогда не употреблял слова страсть — постоянно заменяя его словом осел. — — Таким образом, с полным правом можно сказать, что все это время он провел на костях или на спине своего или чужого осла.

Здесь я должен обратить ваше внимание на разницу между

ослом моего отца

и моим коньком — дабы вы их тщательно обособляли в вашем сознании, когда о них заходит речь.

Ведь мой конек, если вы еще помните его, животное совершенно безобидное; у него едва ли найдется хоть один ослиный волос или хоть одна ослиная черта. — — Это резвая лошадка, уносящая нас прочь от действительности — причуда, бабочка, картина, вздор — осады дяди Тоби — словом, всё, на что мы стараемся сесть верхом, чтобы ускакать от житейских забот и неурядиц. — Он полезнейшее в мире животное — и я положительно не вижу, как люди могли бы без него обходиться. — — —

— — Но осел моего отца — — — ради бога, не садитесь — не садитесь — не садитесь — (я трижды повторил, не правда ли?) — не садитесь на него — это животное похотливое — и горе человеку, который не препятствует ему становиться на дыбы.

Глава XXXII

— Ну, дорогой Тоби, — сказал отец, увидя его в первый раз после того, как дядя влюбился, — как поживает ваш Осел?[433]

Дядя Тоби больше думал о том месте, где у него вскочил волдырь, чем о метафоре Илариона, — а так как занимающие нас мысли (как вы знаете) имеют такую же большую власть над звуками слов, как и над формой предметов, то ему показалось, будто отец, не очень церемонившийся в отношении выбора слов, спросил о состоянии больного места, назвав его этим именем; поэтому, несмотря на присутствие в комнате моей матери, доктора Слопа и мистера Йорика, он решил, что учтивее всего будет употребить слово, произнесенное отцом. Когда человек поставлен перед альтернативой совершить ту или иную неблагопристойность, то какую бы из них он ни совершил, свет — по моим наблюдениям — всегда его осудит — поэтому я нисколько не буду удивлен, если он осудит дядю Тоби.

— Моему Ослу, — отвечал дядя Тоби, — гораздо лучше, брат Шенди. — — Отец возлагал большие надежды на своего Осла при этой атаке и непременно возобновил бы ее, если бы раскатистый смех доктора Слопа — и вырвавшееся у моей матери восклицание: — О боже! — не прогнали его Осла с поля сражения — после чего смех сделался общим — так что в течение некоторого времени не могло быть и речи о том, чтобы повести его снова в атаку. — —

Поэтому разговор продолжался без него.

— Все говорят, — сказала моя мать, — вы влюблены, братец Тоби, — и мы надеемся, что это правда.