— Мне кажется, сестрица, — отвечал дядя Тоби, — я влюблен столько же, как всякий человек бывает влюблен. — — Гм! — произнес отец. — — Когда же вы в этом убедились? — спросила матушка. — —
— — Когда лопнул мой волдырь, — отвечал дядя Тоби.
Ответ дяди Тоби развеселил отца — и он повел атаку спешившись.
Глава XXXIII
— Древние, братец Тоби, — сказал отец, — единодушно признают, что есть два резко различных между собой рода любви, смотря по тому, какой поражен ею орган — мозг или печень — — и потому, я думаю, когда человек влюблен, ему следует немножко разобраться, какого рода его любовь.
— Не все ли равно, брат Шенди, — возразил дядя Тоби, — какого она рода, лишь бы человек женился, любил свою жену и имел от нее нескольких детей.
— Нескольких детей! — воскликнул отец, встав со стула и посмотрев прямо в глаза матери, когда прокладывал себе дорогу между ней и доктором Слопом, — нескольких детей! — повторил отец слова дяди Тоби, расхаживая взад и вперед по комнате. — —
— — Однако не думай, дорогой брат Тоби, — воскликнул отец, разом опомнившись и подойдя к спинке дядиного стула, — не думай, что я бы огорчился, если бы ты народил их хоть два десятка, — наоборот, я бы радовался — и обращался бы, Тоби, с каждым из них, как ласковый отец. —
Дядя Тоби неприметно протянул руку за спинку стула, чтобы пожать руку отца. — —
— — Скажу больше, — продолжал отец, удерживая руку дяди Тоби, — в тебе так много, дорогой мой Тоби, сладостных свойств человеческой природы и так мало ее корявости — жаль, что земля не заселена существами, на тебя похожими! Будь я азиатским монархом, — прибавил отец, увлекшись своим новым проектом, — я бы тебя обязал, если бы только это не истощило твоих сил — или не иссушило слишком быстро первичной твоей влаги — и не ослабило, братец Тоби, твоей памяти и способности воображения, к чему нередко приводит увлечение этого рода гимнастикой, — я бы свел тебя, дорогой Тоби, с красивейшими женщинами моего царства и обязал, nolens volens[434]
, производить мне по одному подданному каждыйКогда отец произнес последнее слово этой фразы, — мать моя понюхала табаку.
— Но я бы не стал, — проговорил дядя Тоби, — производить детей nolens volens, то есть подневольно, даже в угоду самому могущественному монарху на земле. — —
— — И было бы жестоко с моей стороны, братец Тоби, тебя принуждать, — сказал отец. — Я на этом остановился с целью показать тебе, что не в отношении деторождения — если ты к нему способен — а в отношении твоей теории любви и брака мне бы хотелось тебя исправить. — —
— Во всяком случае, — заметил Йорик, — в суждении капитана Шенди о любви много правды и здравого смысла; кстати сказать, к числу дурно проведенных часов моей жизни, за которые мне придется держать ответ, принадлежат и те, что ушли на чтение множества цветистых поэтов и риторов, из которых я никогда не мог столько почерпнуть. — —
— Я бы желал, Йорик, — сказал отец, — чтобы вы прочли Платона; вы бы узнали из него, что существуют
— Нет, не могла бы, — возразил отец, — и по тем же самым причинам; ведь, согласно комментарию Фичино к Веласию, одна любовь
— — а другая
— — Послушайте, братец, — сказал дядя Тоби, — какое до всего этого дело человеку, верующему в бога? — Отец не мог остановиться, чтобы ответить, из боязни потерять нить своего рассуждения. — —
— Эта последняя, — продолжал он, — имеет все Венерины свойства.
— Первая, золотая цепь, спущенная с неба, возбуждает любовь героическую, которая содержит в себе и, в свою очередь, возбуждает желание философии и истины, — — вторая возбуждает просто
— — Я считаю произведение потомства столь же благодетельным для мира, — сказал Йорик, — как и определение долготы. — —
— — Конечно, — сказала мать, —
— — В
— Но она оставляет пустым небо — дорогая моя, — возразил отец.
— — Девство, — торжествующе воскликнул Слоп, — вот что населяет рай.
— Ловко пущено, монашенка! — сказал отец.
Глава XXXIV
Отцу свойственна была такая задорная, резкая и хлесткая манера вести споры, он так усердно колол и рубил направо и налево, оставляя у каждого по очереди память о своих ударах, — что меньше чем в полчаса непременно восстанавливал против себя все общество — хотя бы оно состояло из двадцати человек.